ВАЛЕНТИН АЛЕКСАНДРОВИЧ СЕРОВ

Великий портретист России

"Я НЕ ПОРТРЕТИСТ. Я ПРОСТО ХУДОЖНИК"

/Серов/

Валенти́н Алекса́ндрович Серо́в (7 (19) января 1865, Санкт-Петербург — 22 ноября 1911, Москва) — русский живописец и график, мастер портрета.

Художественное наследие Ва­лентина Александровича Серова огромно: только известных произ­ведений мастера насчитывается около тысячи. Он работал в раз­ных жанрах, но более всего по­ражает обилие портретов: живо­писных, рисованных, гравирован­ных.

В детские годы Серов близко знакомится с И. Репиным, В. Поленовым, М. Антокольским, многими другими художниками,  писателями музыкантами, часто бывавшими в доме его родителей — Александра Николаевича и Валентины Семеновны Серовых. Отец Александр Николаевич Серов знаменитый в то время композитор и музыкальный критик. Серов не любил консерваторию и не преподавал в ней. Он читал лекции по музыке и вел собственную преподавательскую деятельность. Даже враги его отмечали, что он "привораживает своим красноречием, словно чарующая сирена". В сорок три года он женился на своей семнадцатилетней ученице Валентине Семеновне Бергман,  в будущем она стала пианисткой и первой женщиной — оперным композитором. Она честно предупредила будущего мужа, что не любит и не умеет вести хозяйство. Эта нелюбовь к домашним делам, неумение создавать уют сопровождали ее всю жизнь. Серовы жили открыто, их дом всегда был полон гостей.

- Много было лохматого студенчества, - говорил Репин, - манеры у всех были необыкновенно развязны.

Подобного рода публика была приглашаема Валентиной Семеновной, убежденной нигилисткой, приверженной идеям Чернышевского о свободе и равенстве и отрицавшей представления даже об элементарном этикете - она с презрением усмехалась, например, когда Репин пытался уступить ей стул.

Отец художника был автором популярных опер «Юдифь», «Рогнеда», «Вражья сила», а мать — первая в России женщина-композитор и музыкальный критик.

Валентин был их единственным сыном. Была еще дочь, но 10-месячной она умерла. Отец был очень привязан к сыну, тот отвечал ему взаимностью. Привязанность к матери, которая уделяла ему мало внимания, перекладывая заботы на нянек, была меньше. Валя рос тихим и спокойным мальчиком, не доставлял особых хлопот.

Маленький "Серовчик", как нежно называл его отец. К Александру Николаевичу приходили известные люди: изобретатель Ладыгин, путешественник Миклухо-Маклай, писатели Тургенев, Достоевский, Островский, художники Антокольский, Репин и Ге. Валентошка-Тошка-Антошка радовался многочисленным гостям, а особенно художнику Ге, который рисовал лошадку на четырех ножках, и она стояла, а на его картинке ей для устойчивости требовалось тринадцать ног. Валя любил изображать животных, особенно лошадей.

Самые ранние произведения выдающихся живописцев до нас редко доходят: в их глазах и глазах их близких они не пред­ставляют никакой ценности. Иначе поступила Валентина Се­меновна, мать будущего вели­кого портретиста — купила аль­бом и собственноручно сделала надпись: «Тоня Серов. № 1». По­том были все новые и новые альбомы. В итоге сложилась большая коллекция рисунков - от самых ранних до подростко­вых.

Но так продолжалось недолго. Скоропостижно скончался отец. Мать решила, что уедет в Мюнхен продолжать музыкальное образование, а шестилетний Тоша поживет в коммуне, у ее подруги.

Мать уверяла, что ему там было хорошо, но он запомнил другое: за какую-то мальчишескую шалость княжна Друцкая разорвала его рисунок, а он тайком изрезал ее любимое платье. А через год, приехав к матери в Мюнхен, "разлюбил" музыку, так как она стала причиной его постоянного одиночества. Затем мать и сын переехали в Париж. В этом городе юный Серов оказался фактически предоставленным самому себе. Здесь Валентина Семеновна познакомила сына с Репиным, которого она хорошо знала.

Илья Ефимович сразу оценил недюжинные способности своего ученика. Его восхищали отличительные черты характера мальчика: настойчивость и упорство, вдумчивость, терпение, редкая взыскательность и строгость.

Занятия с Репиным и самостоятельное рисование были единственным его развлечением. В школе у мальчика обучение шло из рук вон плохо - худшего воспитанника в классе не было, зато рисунки были великолепными. Мать забрала неуспевающего по всем предметам сына. Валентин не жалел, что вылетел из гимназии после трех классов. Серовы - мать и сын-вернулись в Россию. Однако Валентине Семеновне не сиделось на одном месте, и кочевая жизнь для маленького Вали продолжалась. Когда возвратились в Петербург, он снова начал обучение у Репина.

Валентин был очень доволен. Он везде следовал за своим прославленным учителем и рисовал. Репин ходатайствовал о досрочном зачислении пятнадцатилетнего юноши в Петербургскую академию художеств, где его учителем стал знаменитый профессор и прекрасный педагог П. П. Чистяков. Рассматривая рисунки юного Серова, все находили мальчика талантливым.

Грабарь пришел к выводу: в пятнад­цать лет Серов-мальчик превра­тился в Серова-мастера. Конеч­но, мастерство еще предстояло совершенствовать, что Серов и де­лал до конца жизни. Но вот что интересно: в 23 года Валентин Александрович создал шедевр -«Девочку с персиками», в кото­ром как бы соединились моло­дость, беззаботность, радость ожиданий. Позже, став знамени­тым, он удивится, глядя на эту обаятельную, полную света, воз­духа, свежести картину:

- Неужели это я написал?!

Сам П. П. Чистяков — знаменитый учитель русских художников — высоко отзывался о способностях шестнадцатилетнего Серова, рекомендованного Репиным для поступления в Академию художеств. Ко времени ученичества относятся два рисунка 1881 года, автопортрет и портрет самого Чистякова. Скрупулезная передача особенностей человеческого лица, виртуозная штриховка, тщательная разработка света и тени - эти приемы академического рисования, привитые практикой учебного процесса, позволяют художнику добиться безусловного сходства, передать в модели самое характерное.

До конца жизни сохранилось у Серова качество, унаследованное от Чистякова,— отрицание всего приблизительного и спешного. С поразительным упорством, иногда беря по сто сеансов для написания одного портрета, художник  использует композиционное построение, цвет, линию,  добиваясь драгоценного сходства правды и красоты.

Но Серов не окончил и Академии: взял от нее все, что мог, и пустился в свободное плавание, зарабатывая на жизнь живописью.

Ему в Академии попросту "надоело". Художник рисовал честно, поэтому пошли разговоры, что "писаться у Серова опасно", видя в портретах злую "карикатуру", "шарж".

- Никогда не шаржировал, – говорил он, – ложь! Что делать, если шарж сидит в самой модели, – чем я то виноват? Я только высмотрел, подметил. У меня проклятое зрение, я вижу каждую морщинку, каждую пору... Это гадость!... У меня аппарат фо-то-гра-фический... Глаз дрянной!

Да-с!

Казалось бы, подобная зоркость, при наличии мастерства, должна восприниматься художником как дар, а не как несчастье. Но Серов, по собственному признанию, каждый портрет начинает так, словно занимается живописью "со вчерашнего дня".

Княгиня Юсупова принадлежала к одному из богатейших аристократических семейств России. Она останется для всех ее знавших совершенным типом очаровательной светской женщины. Всякий, кто к ней приближался, невольно подпадал под ее очарование. Она была не столь красива, сколь прелестна с седеющими с ранних лет волосами, обрамлявшими лицо, озаренное лучистыми серыми глазами. Была не только умна, воспитана, артистична, но была также воплощением душевной доброты. Княгиня с юмором рассказывала князю Щербатову:
- Я худела, полнела, вновь худела, пока исполнялся Серовым мой портрет, а ему все мало, все пишет и пишет!
А князь Феликс Юсупов сколько от него понатерпелся, когда мастер заявил ему, что без мопса он портрет писать не будет, якобы лучшей модели не сыскать, чем собака.

Необыкновенно нежный, лиричный портрет Клеопатры Александровны Обнинской создал Серов в 1904 году. Художник часто приезжал в гости в поместье Обнинских Белкино.

Серов был страстным любителем животных, хоть и не в человеческом обличье, но они фантастически портретны на его работах.

Крошечная левретка в портрете Софьи Боткиной едва заметна среди затканной золотыми цветами синей обивки дивана и желтого платья хозяйки, также покрытого искусственными цветами. При первом взгляде на портрет собачка выглядит еще одним цветком. Но ее "выдает" взгляд - она с любопытством косит глазом на зрителя."Скучающая барынька", как отзывался о Боткиной Серов. Критика немедленно окрестила этот портрет "дамой на диване в пустыне", а когда Грабарь поинтересовался, отчего Серов сдвинул фигуру на край дивана, вопреки требованиям гармонической симметрии, художник ответил:

- Так и хотел посадить, чтобы подчеркнуть одинокость этой модной картинки, ее расфуфыренность и нелепость мебели. Не мог же я писать этот портрет с любовью и нежностью.

Художник подолгу сочинял "сценарий". Ситуация позирования нередко доводилась до степени мучительной. Многие из тех, кого портретировал Серов, пишут, как суров был художник, настаивая на выполнении своих требований в ущерб даже самочувствию модели. Софья Олсуфьева рассказала о том, как создавался ее портрет.

- Юрию, моему супругу, хотелось, чтоб я была изображена в черном бархатном платье. Серов пришел, посмотрел исподлобья, попросил переменить несколько раз позу и сказал, как отрезал: "Вы не привыкли в бархате ходить. Надо другое платье". А я и правда не любила богатых платьев. Выбрал он композицию совершенно случайно... Было свежо, я сидела дома одна, в сереньком будничном платье, накинула на плечи теплый шарф. Неожиданно вошел Серов: "Вот так и буду вас писать. Это лучшее, что можно выбрать". Я подошла погреться к печке и положила руки на теплые изразцы. Серов быстро стал делать наброски, и сколько мы с ним ни спорили, настоял на своем и выбрал эту позу. Графиня "больше семи минут не выдерживала - ей делалось дурно.

А княгиня Полина Щербатова,  позируя с рукой, закинутой назад, получила воспаление нерва, и ей пришлось на несколько дней прервать сеансы, чтобы лечить руку.

..Серов словно испытывал степень стойкости своих моделей. Часто, уже сочинив композицию и даже почти закончив портрет, на взгляд заказчика удачный, Серов мог вдруг, что называется, ни с того ни с сего стереть живопись или порвать рисунок и начать все сначала.

- Вдруг приходит Серов, ему оставалось доделать что-то в фоне, берет портрет и все счищает и стирает...

- Серов посмотрел на меня, на рисунок, потом спросил: "Вам нравится?", а когда я ответил: "Да, очень", он вдруг разорвал его на мелкие кусочки. Я ахнул. Мне было жалко рисунка, потому что он показался мне очень верным - вспоминал Василий Качалов.

В этом, прежде всего можно увидеть строгого к себе мастера, не желавшего, чтобы видели его неудачи или профессиональную кухню.

Хотя критика подвергла портрет Иды Рубинштейн настоящему поношению: "декадентщина", "уродство", "скверное подражание Матиссу", а Серов был портретом не только доволен, он гордился им, что редкий для него был случай.

Она была гордой, несколько ограниченной женщиной, не отличавшейся ни интеллектом, ни особой красотой, ни высокими духовными качествами. Однако, в Петербурге слыла самой модной и элегантной дамой. Серов писал этот портрет по заказу самой княгини. Хотя произведение выполнено с утончённой живописной техникой, оно не лишено иронии, и даже насмешки. Княгиня Зинаида Юсупова однажды осведомилась у Серова
- Почему в этом портрете такую заметную роль играет шляпа?
- Иначе ведь не была бы княгиня Орлова...- ответил художник с улыбкой.
Серов остался доволен своим произведением, что случалось с ним весьма редко. А сама заказчица была похоже не очень, судя по тому, что через год после смерти Серова она передала портрет в дар Музею Александра III /ныне Русский музей Петербурга/.

Картина написана в ее московской квартире,у Никитских ворот, куда она возвращалась из театра.
Серов создал незабываемый образ человека свободного духом, человека-творца.

- Ничего особенного. Всегда играла животом вперед. Так животом вперед и стоит на портрете Серова - так отзывался о портрете И. А. Аксенов - поэт и литературовед.
Ну что ж каждый видит то, что он видит).

- Это памятник Ермоловой! – писал архитектор Федор Шехтель - и, по-видимому, это именно то, чего и добивался Серов в портрете.
- Выразителен жест сомкнутых рук, который говорит о сдержанной внутренней силе актрисы, умевшей передать всю сложность женской души, до слез трогательной, до ужаса страшной, до смеха комичной - сказал К. С. Станиславский.

В портрете ничто не указывает на то, что изображен именно художник, хотя он позировал Серову в своей мастерской. Изящно проста его поза, портретно выразительна рука, устало положенная на спинку соломенного кресла. Прост и красив портрет.
- Левитан был разочарованный человек, всегда грустный. Он жил как-то не совсем на земле, всегда поглощенный тайной поэзией русской природы, - говорил о своем друге Коровин.
- Смуглое лицо с глубокими впадинами задумчивых, с тихой печалью глаз... Грусть его изящна. Каждый мазок на его этюде говорит о красоте души художника-поэта - вторит Коровину живописец Яков Минченков.
Самому Левитану портрет очень понравился, а Серову — не очень.

Народ именовал его царем-миротворцем. Большие труды и тревоги надорвали силы и здоровье государя. Его кончину оплакивали миллионы русских людей, не по принуждению, а по зову сердца чтивших и любивших этого коронованного повелителя - большого, сильного, христолюбивого, такого понятного, справедливого, такого "своего".

Павел Александрович написан Серовым в напряженной, застывшей позе. Натуральность портрету предает изображение лошади - чуткой с живыми глазами и выразительной мордой. В 1900 году, на Всемирной выставке, проходившей в Париже, жюри конкурса высоко оценило полотно Серова, присудив ему золотую медаль.

У Валентина Александровича был еще один дар - он умел дружить.  Его считали непростым, тяжелым в общении человеком, и этому очень способствовало то, что он глух на одно ухо, после перенесенной в детстве болезни.

- Проницательный и строгий к людям, Серов во время своих наблюдений всегда ставил людям отметки: одному тройку, другому двойку, редко кому четыре с минусом и очень часто единицы, - говорил о нем друг Грабарь.

Это был человек нежный, тонкой души. Многие даже не подозревали, каким Серов был шутником и выдумщиком, как легко и красиво танцевал, редко, но как обаятельно улыбался.

- Угрюмый и задумчивый Серов в душе своей носил удивительный юмор и смех. Он умел подмечать в самых простых обыденных вещах их оригинальность и умел так их передавать в своих рассказах, что они облекались в невероятно смешную форму. Смех его был чрезвычайно тонок - так отзывался о нем художник Коровин.

Серов был бесконечно верным другом. Он ясно видел недостатки людей, их провалы, душевные изломы и охотно прощал все это, лишь бы было за что. Серов мучился от непризнания современниками таланта М. Врубеля, лично ходатайствовал перед царем за обвиненного его в подлоге и присвоении денег С. Мамонтова. Позже Врубель был оправдан. Понял и простил эмигрировавшего А. Бенуа, которому было тесно в России. Но навсегда порвал многолетнюю дружбу с Ф. Шаляпиным, увидев его на коленях перед царской ложей при исполнении "Боже, царя храни" после премьеры оперы "БорисГодунов"...

С семьей Мамонтовых он познакомился еще в 1875 году, когда Валентина Семеновна, его мать, гостила в Абрамцеве знаменитого мецената.

«Легко им жилось, беззаботно. Я хочу таким быть - беззаботным. В нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрад­ного. Я хочу, хочу отрадного и бу­ду писать только отрадное».

Исключительную роль в творческом становлении Серова сыграло Абрамцево, подмосковная  усадьба Мамонтовых, в которой гостили и  работали художники.  Нет сомнения, что за Саввой Мамонтовым большая заслуга, он собрал вокруг себя целую плеяду художников. Именно здесь Серов создаст "Девочку с персиками". Портрет написан в состоянии  творческого подъема, внутренней сосредоточенности и в же  время легкости, которые всегда сопутствуют вдохновению.  Это дочь Саввы Мамонтова, 12-летняя Верочка. Ее портрет Валентин Серов писал целых три летних месяца. Очень подвижная, её еле уговорили позировать, а потом с трудом удерживал за столом - сидеть часами в жару, не шевелясь, у той получалось плохо. Но портрет удался. Он стал не только одной из лучших картин Серова, но и одним из самых известных портретов в русской живописи. Никто не верил, что художнику было всего тогда 22 года. Интересно, а как сложилась судьба девочки дальше? А Вера вышла замуж за Александра Дмитриевича Самарина, будущего обер-прокурора Святейшего Синода, министра по делам церкви и предводителя дворянства города Москвы. Молодые давно любили друг друга. Все предвещало прекрасную счастливую жизнь. Родилось трое детей: сын Юрий, дочь Елизавета и сын Сергей... Вера Савишна внезапно умерла от скоротечного воспаления легких. Сгорела за три дня.  Ей было всего 32 года. Сам Александр Дмитриевич погиб в ГУЛАГе в 1932 году. Все годы якутской ссылки с ним провела его дочь, Лиза...

Серов пишет не менее прославленный портрет Марии Симонович "Девушка, освещенная солнцем", найдя натурщицу в лице своей двоюродной сестры.

Такое эмоционально-волевое устремле­ние художника, направляющее его к созданию гармоничных, совер­шенных полотен — абрамцевского портрета и через год написанной в Домотканове картины-портрета «Девушка, освещенная солн­цем»,— свидетельствует о боль­шой творческой одаренности. Оба портрета — своего рода эстетиче­ский феномен, в них полностью реализовалась «нацеленность» Серова на «отрадное».

После замужества супруг увёз Марию во Францию, где она и прожила всю жизнь. Портрет и другие рисунки и картины художника оставались у неё. Мария Яковлевна хотела вернуться в Россию, но началась война. И все её планы рухнули. Работы Серова она спрятала у родственников своего зятя далеко от Парижа. Там картины пролежали всю войну. Когда освободили Францию при участии американцев, она очень боялась, что картины увезут в США. Уже старая женщина с корзиной за спиной, она везла из провинции холсты домой в Париж и так мечтала вернуть их на Родину. Прожила она долгую жизнь. Последние годы она болела. Похоронена на кладбище Пер-Лашез. Работы Серова вернул в Россию уже её сын Андрей Львов
- Русская живопись должна жить дома – так считала его мать.
Друг художника Игорь Грабарь вспоминал, как незадолго до кончины Серова, он с ним был в галерее, стояли перед этой картиной:
- Он долго стоял перед ней, пристально ее рассматривая и не говоря ни слова. Потом махнул рукой и сказал, не столько мне, сколько в пространство:

"Написал вот эту вещь, а потом всю жизнь, как не пыжился, ничего уже не вышло, тут весь выдохся". И добавил: " И самому мне чудно, что это я сделал. Тогда я вроде как с ума спятил. Надо это временами – нет-нет да малость и спятить. А то ничего не выйдет".

Павел Третьяков сразу же приобрел это полотно, сказав:
- Большая дорога лежит перед этим художником...

Вспоминали, как художник Илларион Прянишников, некогда типичный "шестидесятник" и член-учредитель Товарищества передвижников, ходил по выставке где экспонировалась серовская картина, и во всеуслышание ругался:
- Это не живопись, это какой-то сифилис!

В этой грубости явственно обнаружилась пропасть, разделявшая молодого Серова и его коллег из передвижнического цеха, многие из которых, в том числе Прянишников, тогда считались корифеями русской живописи. Прянишников, кстати, был преподавателем Московского училища живописи в те годы, о которых вспоминал Коровин.

- Они были художники, и думали, что и мы будем точно такими же их продолжателями и продолжим все то, что делали они. Они радовались и восхищались, что мы вот написали похожее на них. Но они не думали, не знали, не поняли, что у нас-то своя любовь, свои глаза, и сердце искало правды в самом себе, своей красоты, своей радости. Серов буквально с первых шагов в искусстве оказался "чужим", ни на кого не похожим художником.

Летом 1888 года в Домотканове Серов исполнил еще два произве­дения «Портрет Н. Я. Дервиз с ребен­ком» и «Заросший пруд», перекли­кающийся по живописному строю с «Девушкой, освещенной солн­цем». В этих работах Серов бли­зок к импрессионистам с их утвер­ждением красоты повседневной действительности, стремлением сделать будничный мотив, преоб­раженный под воздействием солн­ца и воздуха, эстетически значи­мым.

Однажды, Серов показал Грабарю свой первый большой пейзаж "Заросший пруд",  первоначально живописец назвал полотно "Сумерки". Над ней он работал, когда выдавались пасмурные дни. Серов тихо с улыбкой сказал:
- Я все-таки немножко и пейзажист.
Так сложилось, что пейзажистом Серов был действительно "немножко". Он писал пейзажи "для себя", обыкновенно на отдыхе.

Домотканово сыграло боль­шую роль в жизни и творчестве Серова. В этом имении в Тверс­кой губернии, которое принад­лежало его другу, сотоварищу по Академии художеств В. Д. Дервизу, он подолгу жил и плодо­творно работал. Здесь написаны сдержанные по колориту, напол­ненные светом и воздухом, неза­мысловатые по мотивам пейзажи. Сохраняя целостность общего впечатления, Серов умеет найти детали, которые сообщают особую интимность, поэтичность изобра­жаемому. Пример тому — «Ок­тябрь. Домотканово». В этих пей­зажах мы явственно ощущаем присутствие самого автора, оду­хотворяющего природу, создаю­щего образ просветленной грусти и лиризма.

С начала 90-х годов Серов соз­дает серию образов, в которых особенно раскрывается общест­венное предназначение личности. Таковы представленные на вы­ставке портреты актрисы М. Н. Ер­моловой и певца Ф. И. Шаляпина с их патетическим, возвышенным строем и героическим пафосом.

В них находит отражение то пони­мание гражданской ответствен­ности, которое было свойствен­но художникам-передвижникам. Кстати, Серов был постоянным участником их выставок, а с 1894 по 1900 год становится полноправ­ным членом Товарищества пере­движников и даже входит в состав его руководящих органов. Участ­вовал художник и в выставках других объединений. Именно он сыграл большую творческую и ор­ганизационную роль в становле­нии «Мира искусства», созданного С. П. Дягилевым в 1900 году. Серов активно включается и в другие события художественной и общественной жизни. Несколько лет преподавал в Московском учи­лище живописи, ваяния и зодчест­ва, с 1899 года был членом Совета Третьяковской галереи и много сделал для пополнения коллекции. Все это ставит В. А. Серова в один ряд с выдающимися деятелями русской культуры.

Из-под кисти Серова рождаются поразительные по психологизму и критической на­правленности, нигилистичес­кие по глубинной сути портреты Э. Л. Нобеля, супругов О. О. и Р. Г. Грузенбергов, В. О. Гиршмана. Создавая произведения ост­рые, с намеренным преувеличе­нием тех свойств, которые пока­зывают модель с отрицательной стороны (недаром Серов часто на­зывал себя «злым»), художник до­стигает особой эмоциональности, даже экспрессивности. Кисть Се­рова подобна скальпелю — она обнажает душу человека. Совре­менники рассматривали эти рабо­ты, и особенно нашумевший в свое время портрет М. А. Моро­зова, как социальные карикатуры. Действительно, ироничное отно­шение автора к модели сразу бро­сается в глаза. В новом свете пред­стал перед публикой известный промышленник и коллекционер французской живописи, приват-доцент Московского университета, автор монографий по истории. Есть в этом произведении некое противостояние мнимо основательного и значительного, ценного и притязающего на ценность, нич­тожного и возвышенного. Многих это шокировало, но только не за­казчика, которому портрет понра­вился, и доброе отношение к ху­дожнику он сохранил до конца дней. Это объясняется, конечно же, не склонностью Морозова к публичному самобичеванию, а тем, что широко образованный про­мышленник «разгадал» замысел автора: воплотить в художествен­ном образе типаж русского купца конца XIX века. Как правило, это были люди энергичные, деятель­ные, хваткие и вместе с тем обра­зованные, интеллигентные. Этот замысел был реализован художни­ком в галерее портретов, и тем самым Серов создал бесценный памятник этому сословию.

Большой ценностью обладают выполненные Серовым портреты известных художников, писателей, композиторов. К людям творче­ским он всегда относился с боль­шой симпатией. Продуманностью композиции, тончайшим изыска­нным колоритом отмечены портреты итальянского оперного певца Ф. Таманьо, живописца и коллек­ционера И. С. Остроухова, худож­ников К. А. Коровина и И. И. Ле­витана. Великолепны графические портреты И. Е. Репина, писателя Л. Н. Андреева, выполненные в последнее десятилетие творче­ства, когда мастер, окончательно отказавшись от академических приемов, рисует свободно, сосре­доточив внимание не на штуди­ровании натуры, а на изучении характера.

Один из самых удивительных рисунков Серова — портрет балери­ны Т. П. Карсавиной — шедевр графического искусства. Четкая и в то же время «тающая,» линия уверенно очерчивает красивый изгиб фигуры, придавая ей лег­кость и воздушность.

Стремление к эстетическому идеалу сказалось в работе над «античным» циклом произведений. Художник создает совершенный мир и населяет его гармоничными людьми. Написанные после путе­шествия по Греции, под впечатле­нием античного искусства и мифо­логии картины «Похищение Евро­пы», «Одиссей и Навзикая» прони­заны полнотой жизни, естествен­ностью чувств, единением челове­ка и природы. Этот идиллический мир Серов противопоставляет су­етной, дисгармоничной действи­тельности.

В репрезентативных портретах художник остается верен себе - его интересует в первую очередь человек, а не титул. Максимальная объективность выступает на пер­вый план в портретах княгини З. Н. Юсуповой, великого князя Павла Александровича, портрете Ни­колая II. Этот портрет император Николай II заказал художнику Серову в качестве подарка для своей жены Александры Федоровны. Император, облаченный в тужурку офицера Преображенского полка, написан в простой обыденной позе. Обратите внимание на глаза Николая II. В них сквозит грусть и переживания отца семейства. Художнику удалось передать мягкость, деликатность и вместе с тем, свойственную царю, слабость. По мнению современников, является лучшим изображением последнего российского императора. В интимном изображе­нии императора Серов стремится к постижению сокровенных глубин его души, передает не просто внешнее сходство, но и дает почув­ствовать беспокойство, пережи­вания человека, неизбежные в жизни каждого, в том числе и монарха. Николай II привлекате­лен на этом портрете — умное лицо, большие глаза, излучающие свет, смотрят строго и вниматель­но. Лаконичность изобразитель­ных средств, предельно простая композиция помогают восприятию характера.

...Сосредоточенный и мрачный, он сидел в извозчичьей пролетке, безразлично рассматривая московские улицы,скользил взглядом по невысоким особнячкам и думал о том, что считал своей величайшей виной. Михаил Врубель, его давний близкий друг, однокурсник и однокашник.  Какое несчастье, какая огромная беда! И первый толчок, отправивший друга в дом скорби, получен от него. Но кто мог подумать, что все зайдет так далеко?
- Зачем ты был так резок с бедным Михаилом Александровичем? Неужели не видел, что он не в себе? Когда ты повзрослеешь?
Серов слушал жену с непроницаемым лицом, опустив глаза в тарелку. Он не любил чувствовать себя виноватым, никогда не признавал свои ошибки, а сейчас был близок к этому — но не поворачивался язык. Откуда Серову было знать, что он разговаривает с больным человеком?... Расширенные от ярости зрачки, срывающийся голос, трясущиеся губы, белое лицо. Друг глядел на него с такой ненавистью, что Серову стало жутко: он ведь поступил по совести, сказал, что думал.

Картина Врубеля "Демон поверженный" наделала большого шума. Прогрессивная часть Попечительского совета Третьяковки, — решили купить ее для галереи, но Серова смущали погрешности в живописной технике. Настораживали и переливающиеся, необычно яркие краски, которыми выполнен "Демон". Врубель добавил в них бронзовый порошок, — а ну как
с годами они потемнеют, и Третьяковка за свои деньги получит блеклую, невыразительную картину? Когда Серов сказал, что надо бы переделать правую руку демона, Врубель побледнел и закричал:
- Ты ничего не смыслишь в рисунке, а берешься мне указывать!

Одно нелепое обвинение сменяло другое, оскорбление следовало за оскорблением. Руку Врубель всеже переписал. Серов посмотрел картину, и решил, что это еще не все. Он написал другу об этом так:
- Хотя для тебя и безразлично мнение мое, но все же скажу — ноги не хороши еще...

Картину Врубеля Третьяковская галерея не купила. Врубель, узнав об этом, ругал Серова последними словами, каких и от грузчиков-то не услышишь и посоветовал Серову по многу раз копировать его "Демона", тогда он чему-нибудь да научится:
- Довольно тебе подковывать сапоги московским купцам!..

Был большой скандал. Вскоре Врубеля поместили в частную психиатрическую клинику...

За плечами долгая жизнь: заработанная тяжким трудом слава, одна-единственная женщина, которой он никогда не изменял, шестеро детей - ему есть чем гордиться, но радости это не прибавляет. А ведь когда-то судьба сулила иное. Рядом были друзья  они дневали и ночевали в одном и том же доме — и каждый из них был влюблен и полные надежд. Приехав в Петербург в 1880 году поступать в Академию художеств, он остановился у своей тетки Аделаиды Семеновны Симонович - российский педагог, издатель, первый российский теоретик общественного дошкольного воспитания, основатель первого в России детского сада. В ее доме были четыре кузины — двое поменьше, две другие — прелестные молоденькие барышни, — и тетина воспитанница Оля Трубникова, Леля. Дядюшка Яков Миронович лечил ее отца от туберкулеза. Когда тот умер и девочка осиротела, Симоновичи взяли ее в свой дом и воспитали как родную дочь.

Невысокая, тихая, аккуратная барышня с бледным личиком приворожила его с первого взгляда.. При первом знакомстве Врубель распустил перед ней хвост, как павлин, — уж это-то он умел. Леля же была с ним подчеркнуто холодна... Друзья его женились на молоденьких барышнях, а у Серова в кармане ни гроша, и им с Лелей пришлось ждать своей свадьбы 9 лет.

Да, у Серова большая семья. Он мечтал о ней, об уюте, о большом доме... Содержать их и большую квартиру, где художник мог бы творить, было трудно. Но нехватка денег не сделала художника их рабом. Написав несколько портретов императора Николая II, Серов получил выгодный заказ на портрет императрицы Марии Федоровны. После первого же сеанса императрица подошла к мольберту и заметила:
– Тут слишком широко, здесь надо пониже, а здесь поднять…

Художник опешил, а затем взял палитру и подал ее Марии Федоровне с поклоном:
– Вот, Ваше Величество. Вы сами и пишите, если так хорошо умеете рисовать. А я – слуга покорный!
Императрица вспыхнула и ушла. А Серов наотрез отказался писать дальше. Более того, с тех пор вообще не сделал ни одного портрета членов царской фамилии. А после кровавых событий 1905 г. наотрез отказался "бывать в этом доме" и в знак протеста сложил с себя звание академика. Серов выходит из членов Академии художеств в связи с со­бытиями 1905 года, протестует на страницах печати против произво­ла властей, создает серию поли­тических карикатур. Это собирались сделать многие, но когда дошло до дела, он остался один, никто за ним не пошел. Но Серов не изменил решения и остался верен своему слову. Человек с таким обостренным чувством обществен­ного долга и моральной справед­ливости не мог не отреагировать на события революции 1905—1907 годов. Всегда сдержанный и мягкий, он сделался резким, нетерпимым, угрюмым, настолько потрясла его расправа. Художник и раньше не особо жаловал "царскую тему". Словно школьник, отлынивал от заказов.
Да, он упрям, порой резок, эгоистичен, страдает от этого, но что хуже, заставляет страдать других.

Михаила Врубеля Серов пережил на год: рассудок к бедному другу так и не вернулся, но свой дар он не утратил. В психиатрической лечебнице художник писал картины, а в его словах часто звучало имя "Серов". Казалось, безумец ведет давний, бесконечный спор, что-то доказывает и добивается ответа. Он хотел сказать, что Валентин ошибается — вдохновение сильнее техники. Что настоящий художник должен служить не успеху, а своему гению, и совершенно не важно, как написана рука или нога, если он так это видит... Но слова Врубеля опаздывали и путались, не успевая за мчащимися вскачь мыслями, и его никто не понимал...

Рано утром, вдоволь порезвившись с младшей дочерью, трехлетней Наташей, он заспешил закончить заказной портрет княгини Полины Ивановны Щербатовой,  жены Сергея Александровича, князя, российского художника, мецената, коллекционера. Она восхищала многих своей красотой...

Вдруг Серов внезапно упал... Он давно чувствовал, что у него "птичье сердце", врачи диагностировали стенокардию. 5 декабря 1911 года Валентина Александровича Серова не стало. Художник умер в возрасте 46 лет, в самом расцвете творческих сил.

"Бывают смерти, в которые не веришь, - писал в статье Н. Рерих, - целый день требовали опровержений. Не хотели признать ужасного и непоправимого..."

Друзья на руках внесли гроб в Третьяковскую галерею, где была отслужена лития. Серова оплакали и как художника, и как друга, и как человека. Похоронен на Донском кладбище в Москве. Позднее останки перенесены на Новодевичье кладбище.

«В лице Серова,— пишет И. Э. Грабарь,— ушел по­следний великий портретист старо­го типа. Мастеров света, красок, красивых композиций найдется еще немало, но что-то не видно ему наследника, и едва ли скоро явится художник, который был бы способен так бесконечно углуб­ляться в человека — безразлич­но, люб он ему или нелюб — и умел бы так вскрывать его сокровенную сущность, как делал это Серов. Ушел последний убежденный пе­вец человека».

Е. ЕФРЕМОВА