Кипренский Орест Адамович
Кипренский Орест Адамович родился 13/24/ марта 1783 г. около Копорья, Ораниенбаумского уезда
Петербургской губернии. Он был сын крепостного человека бригадира А. С. Дьяконова - Адама Швальбе. Родился в Ораниенбаумском уезде Санкт-Петербургской губернии и крещен в местечке Копорье, от которого получено им прозвище
"Копорский", измененное потом в фамилию "Кипренский". Отец его Адам Карлович Швальбе был крепостным у помещика А. С. Дьяконова, служил у него управляющим. И все же родным отцом младенца был сам помещик. Он выдал крепостную девушку Анну Гаврилову замуж за Адама Швальбе, у которой родился “незаконнорожденный младенец Орест”, как записано в метрической книге Копорской церквии и был освобожден от крепостной зависимости.
У пятилетнего Ореста заметили выдающиеся художественные способности и решили дать образование. Он выказал он большую охоту к рисованию, что побудило Дьяконова отпустить его на волю и определить, в 1788 г., в
воспитанники Императорской Академии Художеств. Орест получил не фамилию отца - Швальбе, а условную, весьма поэтическую - Кипрейского, взятую, видимо, прямо с пустырей, где цветет кипрей. Но в процессе учебы в Академии, фамилию переделали в "Кипренский".
В Академию художеств брали всех мальчиков, любого звания, лишь бы не были крепостными. Если ученик был талантливым, то по окончании ему присваивался первый классный чин, а с ним и права личного дворянства.
Сначала Орест учился в воспитательном училище, затем в классе исторической живописи Академии художеств.
Обучаясь в ней, своими
необычайными артистическими способностями и быстрым их развитием Кипренский приобрел себе особое покровительство тогдашнего президента академии, графа А. С. Строганова.
Орест выделялся среди своих сверстников, легко находил общий язык с другими учениками: увлекающийся, темпераментный, порывистый. По описанию скульптора С. И. Гальберга, он был среднего роста, довольно строен и пригож, но еще более любил "делать себя красивым" : рядился, завивался, даже румянился, учился петь и играть на гитаре, хотя пел очень плохо. Все это, разумеется, чтобы нравиться женщинам, которых страстно любил.
Главными наставниками его здесь были Г. Угрюмов и Д. Левицкий.
Уже в годы учебы он поражал окружающих своим ярким художественным талантом. В 1802 г., за картину "Филемон и Бавкида", ему присуждена малая золотая медаль и, кроме того, за проект памятника профессору живописи Г. Козлову, он получил одну из больших золотых медалей, пожертвованных графом Строгановым. Окончив в следующем году академический курс со званием художника XIV класса, оставлен при академии в качестве пансионера.
В 1805 г. удостоен большой золотой медали за написанную по программе картину: "Дмитрий Донской на
Куликовом поле" (находится в музее Академии Художеств), и таким образом
приобрел право на поездку в чужие края, с содержанием от правительства;
но, по тогдашним политическим обстоятельствам, отправка его туда была отложена. После того он ездил в Москву и находился в Твери, при дворе
великой княгини Екатерины Павловны.
В 1809 году Кипренский пишет “Портрет Е. В. Давыдова” гусара. Около ста лет считали, что это портрет знаменитого поэта-партизана Дениса Давыдова, пока не выяснилось, что на портрете изображен его двоюродный брат Евграф Владимирович Давыдов (1775-1823). Молодой красавец-гусар стоит в небрежно-свободной позе, гордо подбоченясь и положив руку на эфес сабли. Во всем его облике видны удаль, смелость, презрение к опасности...Но глаза... в них затаились и мечтательность, и безотчетная грусть. Художник словно предугадал судьбу героя: раненный несколько раз в 1812 году, а в 1813 году он лишился левой ноги и правой руки в битве под Лейпцигом.
По возвращении в Петербург, в период Отечественной войны 1812 года, Кипренский пишет в основном карандашом, пастелью и акварелью, делая как бы моментальные снимки, поскольку в такое время встречи и разлуки скоры.
В 1812 г., за несколько мужских
портретов, в том числе за портрет партизана-поэта Д. Давыдова
(находится в музее Академии Художеств), возведен в звание академика, а
в 1815 г. признан советником академии.
В следующем году отправился, наконец, в заграничное путешествие, за счет императрицы Елизаветы Алексеевны, посетил Германию, Швейцарию и Италию и в последней из этих стран приобрел своими портретами такую известность, что удостоился того, что его автопортрет, написанный им самим по предложению Флорентийской Академии Художеств, был помещен в галерее Уффици, в собрании портретов знаменитых художников.
Портрет князя А. М. Голицына (около 1819 года), в котором ясно проступает вся эпоха Возрождения и как фон - купол собора святого Петра как бы на горизонте. Это русская ренессансная классика, которая столь удивляла ценителей искусства.
Портрет Екатерины Сергеевны Авдулиной
Внучка откупщика-миллионера Саввы Яковлева, генеральша по мужу. В Петербурге Авдулины были известны своими балами, на которых бывал А. С. Пушкин. Портрет весьма окончен. Руки написаны и нарисованы прекрасно. Черное шелковое платье, желтая турецкая шаль исполнены с чрезвычайным отчетом. Все как будто отдает эпохой Возрождения и кистью старых мастеров.
В 1816 Кипренский уехал в Италию. По приезде выставил там портрет. Портрет, с которого начался сам Кипренский. Речь идет о “Портрете отца”, таким запомнил Адама Швальбе Орест еще ребенком. Властного и волевого, ничего общего с крепостным человеком. Таков образ приемного отца.
Итальянские профессора не верили, что такой портрет мог быть написан художником из "медвежьей России". Обвинили в том, что он выдает произведение Рубенса или Ван Дейка за свое. Но Кипренский добился признания, встав вровень с лучшими мастерами европейской портретной живописи. Ему, первому из русских, заказали для флорентийской галереи Уффици автопортрет.
Он был помещен в галерее в собрании портретов знаменитых художников.
Когда Кипренский в 1823 году вернулся в Петербург из Италии, при дворе его встретили неожиданно холодно. В Академии — с плохо скрываемым отчуждением. Для создания портретной галереи героев 1812 года в Зимнем дворце царь пригласил не Кипренского, а английского художника Дж. Доу. Не последнюю роль в том сыграли распространяемые слухи недоброжелателями, а он их умел наживать. Это две истории,омрачившие конец его пребывания в Риме. Первая была связана с подозрениями в убийстве натурщицы, а вторая — с позировавшей ему десятилетней девочкой Мариуччей, к которой он необычайно привязался и проявлял о ней исключительную заботу. Ее мать позировала Кипренскому жила в доме художника и была близка с ним. Произошло событие загадочное и трагическое, оставившее черную тень на всей дальнейшей жизни Кипренского. Красавицу-итальянку нашли мертвой в квартире художника. Умерла она страшно. Кто-то завернул ее в холст, облил скипидаром и поджег. Женщина сгорела заживо. Через несколько дней в городской больнице "Санта-Спирито" от неизвестной болезни умер слуга Кипренского - молодой итальянец. Кипренский был убежден, что натурщица убита слугой, но его уверенность разделяли немногие. В городе открыто говорили, что убил натурщицу не слуга, а сам художник. Полиция так ничего и не выяснила. Этот случай наложил отпечаток на всю жизнь Ореста Адамовича. Константин Паустовский писал:
"Рим отвернулся от художника. Когда он выходил на улицу, мальчишки швыряли в него камнями из-за оград и свистели, а соседи - ремесленники и торговцы - грозили убить. В Париже русские художники, бывшие друзья Кипренского, не приняли его. Слух об убийстве дошел и сюда. Двери враждебно захлопывались перед ним. Выставка картин, устроенная им
в Париже, была встречена равнодушно. Газеты о ней промолчали. Кипренский был выброшен из общества. Он затаил обиду. В Италию возврата не было. Париж не хотел его замечать. Осталось одно только место на земле, куда он мог уехать, чтобы забыться от страшных дней и снова взяться за кисть. Это была Россия, покинутая родина, видевшая его расцвет и славу".
Спешно покидая Италию в 1822 году, Кипренский определил 10-летнюю Мариуччу в монастырский пансион, оставив при этом большую сумму на воспитание девочки, к которой был очень привязан. Хотя ничего из нелепых слухов никогда и нигде не подтверждалось, шлейф подозрений последовал за Кипренским из Италии и создал вокруг художника стену молчания и враждебности. Его обвинили еще и в лености, так как многие работы не прибыли из Рима. Кипренский очень болезненно переживал отчуждение общества, отсутствие официального признания. Он не имел своего угла, никакой оплачиваемой должности, зависел от заказов, которые без Академии получить было трудно. В Академии художеств Кипренскому не предложили места профессора, на что он мог рассчитывать. Ему помог Дмитрий Николаевич Шереметьев, сын крепостной актрисы П. Жемчуговой, он пригласил художника в свой дом...
Пытаясь поправить положение, Орест принялся за большую картину давно заброшенного им "Аполлона, поражающего Пифона" - и закончил работу в 1825 году. Но снова не произвел желаемого впечатления. В портретах же он по-прежнему блистал мастерством, однако они получались холодно-отчужденными...
"Портрет Пушкина"
Выходец из крепостной среды, своим трудом добившийся славы, Кипренский написал лучший портрет Александра Сергеевича Пушкина. Он был написан в 1827 году в доме Шереметевых на Фонтанке города Петербурга, по заказу друга поэта Антона Дельвига. То, что портрет Пушкина заказывал именно он, не случайный факт: поэт называл Дельвига "художников друг и советник". Поэт и журналист барон Антон Антонович Дельвиг был одним из ближайших друзей Пушкина. Они с лицейских времен высоко ценили поэтический дар и человеческие качества друг друга. Дельвиг быстрее остальных понял всё величие пушкинского литературного гения... Ранняя смерть Антона Антоновича потрясла Пушкина. Поэт заботился об осиротевшей семье и до конца жизни вспоминал Дельвига в стихах. Он не забыл и картину, которую написал Кипренский. Портрет Пушкина перешел к наследникам Дельвига, стоил он уже тогда очень больших денег. Несмотря на материальные затруднения, Пушкин покупает этот портрет, помещает в своем кабинете и до самой смерти хранил его у себя. Сам Александр Сергеевич портретироваться не любил, хотя художник был ему хорошо знаком. Портрет работы Кипренского очень понравился Пушкину. Обращение к художнику он написал в стихах:
"Любимец моды легкокрылой,
Хоть не британец, не француз,
Ты вновь создал, волшебник милый,
Меня, питомца чистых муз,—
И я смеюся над могилой,
Ушед навек от смертных уз.
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит:
Оно гласит, что не унижу
Пристрастья важных аонид.
Так Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид."
На светлом желто-зеленом фоне рисуется изображение поэта, одетого в строгий сюртук с перекинутым через плечо клетчатым красно-зеленым шотландским пледом /некоторые исследователи называют его плащом. Лицо поэта обращено слегка направо, в ту сторону, где в глубине, за креслом, стоит бронзовая статуэтка Гения с кифарой в руках. Портрет имел успех, хотя и вызывал споры. Одни отмечали удивительное сходство, другие, кто привык видеть поэта подвижным, разговаривающим, кто помнил необычайно изменчивое выражение лица А.С.Пушкина заявляли, что никакого сходства нет, что и такое положение рук, как на портрете, не характерно для него...Ф.Глинка писал Пушкину:
"У меня есть Ваш портрет, только жаль, что Вы в нем представлены с некоторой пасмурностью. Нет этой веселости, которую я помню в лице Вашем".
Карл Брюллов заметил, что Кипренский изобразил Пушкина "каким-то денди, а не поэтом". Сам поэт высоко ценил свой портрет, написанный Кипренским. Именно здесь с редкой силой художнику удалось передать замкнутость его в собственном мире вдохновения и одиночество высокой души в окружающем суетном мире...Знаменитый "Портрет Пушкина" Кипренского находится в Третьяковской галерее.
Портрет, заслуживающий особого упоминания, также связанный с Пушкиным.
Анна Оленина — предмет поэтических дум Пушкина.
Он создан в нелегкое для Кипренского время. Зная переживания художника этой поры, удивляешься, как легко, изысканно он владеет карандашом, с какой теплотой и человечностью и как бережно передает облик казалось бы, не очень красивой девушки, но в ней всё очарование юности, обаяние...
Это была последняя работа на родине, где Кипренский, по его словам, "был покрыт некою тенью" — своими врагами, которые завидовали его успехам.
В 1828 году он снова отправился в Италию - это было бесполезное бегство от самого себя. Его прежний успех и здесь был позабыт, к тому же в Риме уже несколько лет блистал Карл Брюллов, оттеснивший соперников... Кипренский получал все меньше заказов и начал испытывать нужду. Он объездил пол-Италии, много работал, исполнил хорошие портреты. Соревнуясь с Брюлловым, он попытался написать большой парадный портрет - и не справился с ним. Неудача за неудачей...
Во время своего отсутствия из Санкт-Петербурга, и вследствие получения Академией Художеств нового штата, он был переименован из советников в профессоры, в 1831 году.
В начале 1836 года он наконец сумел заработать такую сумму, которая позволила ему расплатиться с кредиторами и осуществить давно принятое решение - жениться на Мариучче. Ей было 17 лет, ему – 47. Для нее он принял католичество и летом 1836-го без огласки обвенчался. Но, к сожалению, счастья этот брак не принес. Девушка не любила Кипренского, хотя и была благодарна ему за заботу. Современники вспоминали о частых ссорах молодой женой и о постоянных запоях Ореста Адамовича... Веря в живительную силу Родины, в свои возможности, Кипренский собирался вернуться, писал президенту Академии:" ...С восторгом возвращусь в любезное отечество".
Уже было подготовлено "русской колонией" прощальное послание, заказан на память серебряный стакан...но... жизнь его подошла к концу...Он простудился, заболел воспалением легких...
После смерти художника вдова, именуемая в русских документах Марией Кипренской, прислала в Петербургскую Академию художеств оставшиеся ей в наследство картины, в том числе и свой детский портрет, написанный мужем. "Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке (Мариучча)".
Почему-то она не захотела его оставить себе на память. Вырученные от продажи картин 6 тысяч 228 рублей были ей отосланы. Из Италии пришла ее расписка в получении денег, помеченная 28 января 1839 года... Это последнее, о Мариуччи. Следы ее и дочери Клотильды, родившейся уже после смерти художника, безнадежно затерялись во времени. Портрет находится в Третьяковской галере.
Орест Адамович умирает в Риме 5/17/ октября 1836 года в возрасте 54 лет. 20 художников собрали 400 рублей и поставили мраморную плиту в память умершего.
"Знаменитый Кипренский скончался. Стыд и срам, что забросили этого художника. Он первый вынес имя русское в известность в Европе, а его всю жизнь считали за сумасшедшего, старались искать в его поступках только одну безнравственность, прибавляя к ней кому что хотелось", - писал молодой Александр Иванов своему отцу...
Печать в России не поместила даже некролога, хотя многие были искренне опечалены.
Он похоронен в церкви Сант Анреа Делла Фратте в Риме.
На доске – латинская надпись, которая начинается словами:
"В честь и память Ореста Кипренского, славнейшего среди российских художников, профессора Петербургской Академии Художеств и советника Неаполитанской академии".
Современники называли Кипренского "русским ван-Дейком", но это название определяет характер его таланта не вполне точно. Начав свою деятельность с подражания учителям своим, Угрюмову и Левицкому, он потом взял себе за образцы Рубенса и Рембрандта, старался в своих работах слить воедино лучшие качества
их живописи; но вскоре оставил этих мастеров и создал собственный
стиль, в котором стремился возможно полно передавать природу и жизнь не только строгой
правильностью рисунка и естественностью колорита, но и, главным образом, тщательностью отделки, различной смотря по роду изображаемого вещества, такой, чтобы совершенно скрадывалась работа кисти и получалась полная иллюзия действительности. Во многих случаях Кипренский разрешал эту задачу превосходно; однако, не все его произведения имеют одинаковое достоинство. Особенно силен он был по части портретов, которых написано им очень много и которые, сверх других качеств, вообще отличаются замечательным сходством. Что же касается до его исторических картин, то они свидетельствуют о том, что, при всем своем мастерстве, он не обладал большим даром композиции.
Как на лучшие в числе его произведений, можно указать на портреты знаменитого
скульптора Торвальдсена и отца художника (в Императорском Эрмитаже), на
"Молодого садовника" (там же), "Читателей газет" и "Тибуртинскую Сивиллу" (в московском публичном музее), портреты баснописца Крылова (в Императорской Академии Наук) и "Графини Потоцкой" (в имении графов Потоцких), "Гробницу Анакреона" (у графов Брюлловых, в Санкт-Петербурге) и несколько портретов, собранных графом Третьяковым в галерее, основанной им в Москве.
|