ЖАН КЛУЭ

Жан Клуэ (Jean Clouet; ок.  1485 — ок. 1540) — придворный художник французского короля Франциска I, заложивший основы французской портретной традиции.

Вероятно, фламандец родом, сын одноимённого художника, которого некоторые учёные отождествляют с Муленским мастером. Отец Франсуа Клуэ. Подписанных им произведений не сохранилось, однако ему исстари приписывают семь миниатюр из рукописной «Галльской войны» и собрание из 130 портретных эскизов французской знати, хранящееся в Шантильи. Среди этих эскизов имеются наброски полотен на библейские темы в стиле миланца Солари, которые висят в Лувре. Руки моделей выполнены в разной технике, что свидетельствует об участии в их написании подмастерий.

Некоторый свет на загадочную фигуру старшего Клуэ пролила расчистка портрета гуманиста Бюде. Об этом портрете упоминает сам Бюде, и среди эскизов из Шантильи уцелел набросок этого полотна. Несмотря на сходство с работами брюссельских художников, Клуэ выделяется из их числа уверенной пластикой, искусным рисунком и тягой к психологическому реализму. Его портретные работы перекликаются с произведениями английского придворного мастера Гольбейна, который, в свою очередь, мог учиться у Клуэ тонкостям работы с пастелью.

В тридцати километрах от Па­рижа среди холмов и просторных зеленых лугов, озаренных ласко­вым солнцем Иль-де-Франса, в ок­ружении веселых кудрявых рощ стоит, отражаясь в ясных водах, старинный замок Шантильи. Не­сколько столетий он служил жи­лищем именитому и славному роду герцогов Монморанси-Конде, а те­перь в нем находится музей. Музей Конде, как принято его называть, невелик, однако известен, пожа­луй, не меньше, чем Лувр. В его библиотеке, в высокой полутемной зале, заставленной шкафами с книгами, хранятся рисунки старых французских мастеров. Не все имеют доступ к этому сокрови­щу — рисунки берегут от опасного и вредоносного воздействия све­та, их не выставляют в залах, где экспонируются лишь прекрасно выполненные факсимильные ко­пии. И только редкие счастлив­цы, чаще всего исследователи, по­лучают возможность посмотреть оригиналы.

...Строгая хранительница, пред­варительно затенив шторами окна, торжественно извлекает из боль­ших плоских ящиков шкафа-хра­нилища тяжелые папки. Медлен­но открывается верхняя крышка, и на свет появляются один за другим листы плотного, чуть пожел­тевшего от времени картона, а на них — портреты мужчин и дам в костюмах французской знати XVI века. Их в Шантильи более 350, и, главное, среди них около 130 рисунков Жана Клуэ — почти все дошедшее до нас наследие од­ного из самых выдающихся художников Франции эпохи Воз­рождения, создателя школы французского карандашного портрета.

Портретные рисунки во времена Клуэ делали все художники. Ведь в эпоху Возрождения, когда в лю­дях пробудился особый интерес к индивидуальности, возникла и потребность в портретах, обла­дающих сходством с моделью, пра­вдивостью и точностью психоло­гической характеристики. Этому помогал сделанный с натуры ри­сунок, который можно было ис­пользовать при создании и живо­писного, и скульптурного порт­рета в любой технике и в любом материале.

Но рисунки Жана Клуэ были не только подготовительными набро­сками. Сами по себе они обладали выразительностью и художест­венной завершенностью самосто­ятельного произведения. Фран­цузы, современники Клуэ, быстро заметили и оценили его «каран­даши». Их легко перевезти с места на место, что тоже было важно в те неспокойные времена. Подра­жатели и ученики «мастера Жа­не», а среди них был и его сын Франсуа, ставший позднее знаме­нитым портретистом, усвоили и развили традиции учителя. Каран­дашный портрет завоевал Фран­цию, к концу XVI века почти вы­теснил все другие формы этого жанра и стал, по мнению знатоков, самым ярким явлением француз­ского искусства эпохи Возрожде­ния.

Навряд ли сам мэтр Жан Клуэ подозревал о той важной роли, ка­кую ему было суждено сыграть, но мог быть вполне доволен своей судьбой: более 25 лет он занимал должность «живописца короля» Франциска I — одного из самых могущественных государей той поры. Мы не знаем, как попал Клуэ ко двору. Немногие данные из архивных документов свиде­тельствуют, что Жан родился меж­ду 1485 и 1490 годами в семье ни­дерландского художника. Воз­можно, его отцом был живописец Жан Клуэ из Брюсселя, не раз приезжавший во Францию, а мо­жет быть — фламандец Мишель Клове (Клоэ), живший в Валансь­ене, племянник известного мастера миниатюры Симона Мармиона. Во всяком случае, нидерландские «корни» Жана Клуэ со всей оче­видностью проступают в его не­многочисленных живописных ра­ботах (их сохранилось около деся­ти), особенно в ранних, таких, на­пример, как прелестный портрет дочери Франциска I Шарлотты. Он написан в традициях старых мастеров XV века, первооткрыва­телей техники масляной живописи: на маленькую деревянную доску, покрытую гипсовым грунтом, нане­сен черно-коричневой эмалью ри­сунок, а по нему прозрачными сло­ями положены краски. Принцесса заключена в тяжелое платье и ши­тый жемчугом чепец, из которого выступает нежное, чуть печальное детское личико. Шарлотте было восемь лет, когда она умерла, и не­задолго до этого позировала ху­дожнику.

Примерно в те же годы Клуэ вы­полнил большой заказ короля, принесший ему удачу и открыв­ший его творческую биографию. Это миниатюры, изображавшие героев-победителей в битве при Мариньяно в 1515 году. Блиста­тельная победа в одной из беско­нечных войн между Францией и Италией, длившихся более полу­сотни лет (с 1494 по 1559 год), положила начало царствованию Франциска I. Миниатюры Клуэ украсили созданную в память об этом событии рукопись, названную «Комментарии к Галльской вой­не». В ней описывались вообра­жаемые беседы между Юлием Це­зарем и юным королем французов Франциском — «Цезарем, победи­телем швейцарцев», как льстиво прозвали его подданные. Портрет короля был помещен отдельно, в первом томе рукописи, а во втором томе Клуэ изобразил семерых «храбрецов Мариньяно» — гувернера молодого государя сеньора Буази, главнокомандующего Анна де Монморанси, адмирала Бонниве, маршала Лотрека, Ла Палиса и Флеранжа, генерала де Турнона — будущего кардинала. Ми­ниатюры сделаны согласно прави­лам этого старинного искусства - цветной гуашью и золотой крас­кой на пергаментных листах ру­кописи.

Пять   предварительных   рисун­ков, сделанных с натуры, хранятся в музее Конде. Эти самые ранние известные нам карандаш­ные портреты выполнены мягким черным, так называемым итальян­ским, карандашом и красноватой сангиной на небольших листах плотной, желтовато-серой бумаги с шероховатой поверхностью. Фи­гуры на них даны крупным пла­ном в трехчетвертном развороте и погрудном изображении. Такой тип композиции и техника рисун­ка типичны для портретов Жана Клуэ и его школы.

Но достижения художника, но­ваторские черты его творчества за­ключались совсем в ином. Срав­ним лицо адмирала Бонниве на подготовительном рисунке и на странице рукописи. Как оно непод­вижно, замкнуто, исполнено важ­ности на миниатюре. И как естест­венна, сложна жизнь лица в ри­сунке, как ощутим в нем характер: наивен взгляд светлых глаз из-под приподнятых бровей, что-то про­стоватое угадывается в широком скуластом лице, в тонких губах притаилась неуверенная улыбка. В натурном наброске художник чувствует себя свободным от ус­ловности парадного портрета, и здесь обнаруживается его незау­рядная зоркость, наблюдатель­ность, умение найти главное и за­фиксировать на рисунке. Торс, де­тали костюма намечены несколь­кими тонкими линиями, а вот го­лова, лицо проработаны подроб­но. Линии то четко ограничи­вают формы, то плавно их обри­совывают, то, круглясь и преры­ваясь, фиксируют легкое движе­ние. Клуэ наносит тон иной раз жесткими параллельными штри­хами — и мы ощущаем твер­дость формы и материала адми­ральского берета, или, напротив, частыми и мелкими, растушевы­вая их пальцем или мягкой кис­точкой.

Поразительное разнообразие индивидуальных приемов рисунка, меняющихся в соответствии с ха­рактером модели, было главным завоеванием Жана Клуэ. И чем больше он жил, чем больше видел лица людей, тем шире, утончен­нее становился арсенал его графи­ческих средств, большую духов­ную сложность и богатство обре­тали образы его портретов.

В Шантильи хранится один из самых замечательных карандаш­ных рисунков Жана Клуэ — порт­рет неизвестного, выполненный около 1530 года, в пору, когда та­лант мастера достиг наивысшей зрелости и силы. В нем он преодо­лел свойственную ранним работам пестроту рисунка, создав предель­но точный и лаконичный образ. Твердая линия носа, сомкнутый рот, брошенный резко в сторону взгляд небольших, глубоко поса­женных глаз — все выдает ум, во­лю, силу духа, энергию и напря­женность мысли. В сделанном по этому рисунку живописном порт­рете Клуэ вложил в руки модели книгу стихов великого итальянца эпохи Возрождения Петрарки. Так возник «Портрет неизвестного с томиком Петрарки». Условность и скованность ранних образов Клуэ сменилась здесь спокойной сдер­жанностью, лицо осветилось едва заметной улыбкой, в нем отрази­лась сложная работа мысли.

Клуэ, несомненно, хорошо знал подобный типаж, ведь двор Фран­циска I был средоточием ренессансной культуры Франции. Ко­роль, увлеченный передовыми иде­ями времени, искусством, литера­турой, науками, охотно привлекал к себе ученых-гуманистов, поэтов, художников. Жан Клуэ был извес­тен в этих кругах, поэт Клеман Маро даже посвятил ему стихи. В свя­зи с этим интересен портрет изве­стного филолога, гуманиста, зна­тока древних языков Гийома Бюде — хранителя королевской биб­лиотеки в замке Фонтенбло. В изо­бражении Клуэ Гийом Бюде — ис­тинный служитель науки, сухой, серьезный, даже суровый человек с сосредоточенным взглядом, не лишенный, однако, своеобразного изящества. Соединение в портрет­ном образе сложной внутренней жизни модели с внешней грацией было отражением аристократиче­ских вкусов, наложивших отпе­чаток на искусство Клуэ и на всю французскую школу портрета. Оно и понятно: ведь заказчиками Клуэ были дворяне и дамы двора, и пре­жде всего сам король.

Кисти Жана Клуэ принадле­жит один из лучших портретов Франциска I. Изображенный на узорчатом малиновом фоне, король легко, с чувством врожден­ной грации несет тяжесть парад­ного костюма. Он элегантен, ры­царствен, это блестящий дворянин и государь. У него несколько не­правильное, даже некрасивое ли­цо, но живописец облагораживает его красотой гибких линий, мяг­костью светотени, сдержанностью выражения. Но почти неуловимое скольжение теней, тонкий рису­нок губ, глаз, бровей рождают смутное, едва заметное движение в лице — отражение затаенных мы­слей и чувств. Этот человек скрытен, лукав, не очень надежен, может быть, даже жесток.

«Двор без дам — все равно, что весна без цветов» — любил повто­рять король Франциск. И действи­тельно, женщины были украше­нием французского двора. Их при­сутствие смягчало нравы дворян, вносило в формирующееся свет­ское общество дух утонченности, галантности. Женщины особенно охотно оказывали покровитель­ство поэтам, музыкантам, сами не­редко сочиняли. Сестра Францис­ка королева Маргарита Наваррская писала новеллы и увлека­лась философией и теологией, интересовалась науками и ее пле­мянница, дочь короля Маргарита, славившаяся умом, образован­ностью, владевшая латынью, гре­ческим и итальянским языками. А как прекрасно умели дамы му­зицировать, танцевать в балетах, писать стихи...

В героинях Клуэ всегда есть оттенок светскости, аристократи­ческой замкнутости. Но как глу­боко прочувствована художни­ком неповторимость, уникальность каждого характера: тихая, скром­ная серьезность милой и нежной мадам Лотрек — супруги одного из героев Мариньяно; смелость, почти дерзость уверенной в себе, раскованной Леоноры Сапаты - испанки, придворной дамы коро­левы Элеоноры; спокойное досто­инство, овеянное таинственными настроениями, неприступной кра­савицы мадам Летранж; тончай­шая одухотворенность мадам Авогур...

...Бесконечен этот ряд, один за другим проходят перед глазами листы из тяжелых папок музея Конде. Оживают лица, воскресают судьбы, претворенные рукой ху­дожника в чудесную игру линий, штрихов, теней и красочных бли­ков.

Л. ТОРШИНА