КАРЛ ПАВЛОВИЧ БРЮЛЛОВ

"Я жил так, чтобы прожить на свете только сорок лет. Вместо сорока я прожил пятьдесят, следовательно, украл у вечности десять лет, и не имею права жаловаться на судьбу. Мою жизнь можно уподобить свече, которую жгли с двух концов и посередине держали калеными клещами"

Карл Па́влович Брюлло́в (12 [23] декабря 1799 ,  Санкт-Петербург — 11 [23] июня 1852, Манциана, Италия)  — русский художник, живописец, монументалист, акварелист, представитель академизма, профессор Петербургской академии художеств, почётный член Миланской, Болонской, Флорентийской, Пармской академий, вошедший в историю отечественной культуры как блистательный представитель золотого века.

Карл Брюллов родился 23 декабря 1799 года в Санкт-Петербурге в семье академика, преподавателя в классе орнаментальной скульптуры петербургской Академии художеств, резчика по дереву, мастера миниатюрной живописи и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло (Brulleau, 1760—1833) и его супруги Марии Ивановны Шрёдер (Schroeder), имевшей немецкие корни. Кроме него, в семье было ещё три сына и две дочери. В 18 веке прадед Георг Брюлло приехал в столицу Российской Империи Петербург, где стал работать лепщиком на Императорском фарфоровом заводе.  Павел Брюллов был дважды женат. От первого брака-сын Федор, от второго брака с дочерью придворного садовника Марией Ивановной Шрёдер появились на свет четыре сына — Александр, Карл, Павел, Иван и две дочери — Мария и Юлия.Все они были талантливы, а сыновья стали известными художниками... Маленький Карл очень много болел.

До 7–ми лет он почти не вставал с кровати. Но его отец был очень строг к нему, и заставлял рисовать его положенное число фигурок, лошадок, наравне с остальными братьями. Если Карл не мог или не успевал это сделать, то самым меньшим наказанием для него было остаться без еды. А однажды за подобную провинность отец так ударил ребенка, что Брюллов остался глухим на одно ухо на всю свою жизнь. Отец считал своего третьего - Карла - самым неудачным, и хоть по таланту Карл и опережал братьев, зато по добросовестности и работоспособности и в подметки им не годился.
- Не будет из Карла толку, — считал отец.
И со своей точки зрения был прав...

С раннего детства, несмотря на свою болезненность, Карл по воле отца, желавшего обучить мальчика живописи, осваивал навыки, необходимые для будущей профессии: рисовал людей и животных в разных ракурсах, а с 1805 года, когда Павел Иванович ушёл в отставку, часто помогал ему в работе над оформлением Кронштадтской церкви и над другими различными заказами.

Карла отдали в Академию художеств очень рано, в 10 лет. В октябре 1809 года мальчик был зачислен на казённое содержание в Императорскую Академию художеств в Петербурге, где проучился до 1821 года. Все его братья учились там же. Но и при этом Карл сильно опережал своих чуть ли не вдвое старших однокашников. Товарищи ему не завидовали. Его любили, но на все похвалы он отвечал:
- Вон брат Сашка талант, а я что...
Он тайком правил рисунки всему классу. В качестве платы шел ситник с медом или ватрушка -очень уж любил сладкое. Особенно ему нравилось, чтобы во время работы ему читали вслух. Благодарные студенты с радостью шли навстречу, со временем рисование под чтение вошло в привычку, которую художник сохранил на всю жизнь. Учителя его руку узнавали и, бывало, говорили студентам:
- Ну что, брат, в этой трети Брюлло желает отдать свою медаль тебе?

В числе его учителей был А. И. Иванов. Карл быстро зарекомендовал себя блестящим, разносторонне одарённым учеником, легко справлялся со всеми учебными заданиями, благодаря чему снискал всеобщую любовь. В старших классах юноша часто помогал своим однокурсникам, за небольшую плату правя их экзаменационные работы. В дальнейшем Карл получил золотую медаль по классу исторической живописи.

Первой значимой работой Брюллова стало полотно «Гений искусства» (1817—1820, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург), созданное в соответствии с академическими требованиями и признанное Академическим Советом образцом для копирования. Эта работа была удостоена серебряной медали Академии. Написана мелом, пастелью, углем на бумаге. Находится в Государственном Русском музее Санкт-Петербурга.

Натурщики в Академии Художеств любили работать с Карлом Брюлловым. Один из них вспоминал:
- Очень душевный человек Карл Павлович. Никогда мучить не станет. Бывало, поставит в позу. Палитры не берёт. А так – походит вокруг минут десять, всё оглядит. Потом скажет: "Ну, иди отдыхай!" Я погуляю себе по мастерской, потом загляну в холст – батюшки! Там уже целый торс намалеван. А ведь и позировать-то не пришлось!
Никто не сомневался, что после Академии его отправят в Италию, как это и положено золотым медалистам.

В 1819 году молодой художник создал одну из лучших студенческих работ, известную картину «Нарцисс, смотрящийся в воду», которую А. И. Иванов выкупил для своей коллекции. Ныне она хранится в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге.

В 1809—1822 годах учился в Академии художеств у А. И. Иванова, А. Е. Егорова, В. К. Шебуева. В 1821 году Брюллов закончил Академию и в качестве выпускной работы написал картину «Явление Аврааму трёх ангелов у дуба Мамврийского», за которую получил большую золотую медаль и право на пенсионерскую поездку за границей. Но в тот год в Академии не нашлось средств. Президент Академии А. Н. Оленин настоял на том, чтобы молодой художник остался в Академии ещё на три года для совершенствования мастерства, назначив ему в наставники мало одарённого и не пользовавшегося авторитетом у студентов художника А. И. Ермолаева. Просьба Брюллова о замене учителя была отклонена. Тогда Карл отказался от пенсионерской поездки.

В это самое время на живописца обратило внимание недавно созданное известными на то время меценатами Общество поощрения художников (ОПХ) и, чтобы убедиться в его таланте, предложило ему выполнить несколько работ на программные темы, пообещав взамен оплатить заграничную поездку. Результатом этого предложения стали две картины Брюллова «Эдип и Антигона» (1821, Тюменский краеведческий музей) и «Раскаяние Полинека» (1821, местонахождение неизвестно), после которых ему было предложено поехать за границу для совершенствования своего мастерства. Взамен с него бралось обязательство составлять подробные отчёты о своих впечатлениях и результатах изучения произведений искусства, а также предоставлять новые работы.

К великому негодованию отца, Карл отказался. Перспективы делались туманными. Карл неожиданно выдвинул условие, что поедет только со старшим братом Александром:

- Отец говорит, что из меня, быть может, ничего и не выйдет, а из брата непременно получится художник!
Дерзкую просьбу удовлетворили, назначив каждому из братьев по пять тысяч рублей в год. В свою очередь поставив условие: братья переменят фамилию на русскую — Брюлловы, а иначе какое ж это было бы поощрение русских художников! И вот пришел день, когда Карл с Александром сели в крытый дилижанс на больших, в человеческий рост, красных колесах. Их провожали всей семьей. Старший брат Федор, окончивший Академию 7 лет назад и тоже когда-то мечтавший об Италии, смотрел на братьев как-то преувеличенно бодро и радостно. Младший брат Иван, совсем мальчишка, из озорства залез на козлы. Мать всплакнула. И даже отец, расчувствовавшись, поцеловал отъезжающих на прощанье. Братья уезжали на четыре года, но для Карла они растянулись почти на четырнадцать.

Карл вместе со своим братом Александром 16 августа 1822 года отбыл в Италию. В мае 1823 года они прибыли в Рим, посетив по пути Ригу, Кенигсберг, Берлин, Дрезден, Мюнхен, Венецию, Падую, Верону, Мантую и Болонью.

Первым делом Брюлловы сняли дешевую мастерскую в Риме. Началось беспечное житье: гуляние, натурщицы... Но брат Александр в конце концов спохватился и принялся за работу. Карл же месяц за месяцем весело прожигал жизнь. Общество поощрения художников никак не могло добиться от него ответа: когда же он напишет хоть что-нибудь! И только когда угроза лишения пансиона нависла над ним как грозовая туча, Карл наконец взялся за кисть.

Буквально сразу после прибытия в Рим художник получил от ОПХ задание выполнить копию с фрески Рафаэля «Афинская школа», ставшей последней ученической работой живописца.

По прибытии в Италию Брюллов увлёкся жанровой живописью и наряду с картинами на исторические и религиозные сюжеты стал писать работы на эту тему, черпая вдохновение из окружавшей его действительности. Первой удачной работой в этом жанре стала картина «Итальянское утро» (1823, Кунстхалле, Киль). Увидев её в Петербурге, современники были поражены оригинальной трактовкой сюжета и свежестью письма, а император Николай I, после того, как ОПХ подарило ему эту картину, пожаловал Брюллову бриллиантовый перстень и поручил написать парную к ней картину. Ею стала работа «Итальянский полдень (Итальянка, снимающая виноград)» (1827, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург), однако она не понравилась ни императору, ни ОПХ из-за неподобающего, по общему мнению, сюжета с точки зрения высокого искусства. В ответ на критику Брюллов в 1829 году разорвал отношения с ОПХ. Нелестный прием картины и необходимость оправдываться, заставили художника принять решение, которое привело к крутому повороту в его судьбе. Брюллов отсылает в Петербург письмо, в котором вежливо отказывается от дальнейшего пенсиона Общества.
- Никому не должен, никому не обязан!
Отныне, впервые в жизни, он поистине свободен.

Помимо больших полотен жанровой живописи, в 1827 году художник увлёкся созданием акварелей — небольших по размеру произведений, ставших для мастера удачной возможностью для передачи жизненных наблюдений. Из-за своей тематики эти работы носили название «итальянский жанр», поскольку чаще всего заказывались аристократами в качестве сувенира из Италии и призваны были служить развлекательным и декоративным целям. Однако, помимо заказных акварелей, Брюллов писал и вполне самостоятельные работы в этом жанре. Всех их отличали воздушность, солнечность, лёгкость, сюжетная развёрнутость, идилличность, в некоторых случаях — ироничность автора над своими героями («Сон монашенки», 1831, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург). Как правило, художник писал акварели с помощью больших лаконичных цветовых пятен, достигая выразительности их контрастными сочетаниями. Его первые работы были малофигурны и главным образом передавали личные переживания героев («Прерванное свидание», 1827, Государственная Третьяковская галерея, Москва); впоследствии они стали включать в себя всё большее количество людей («Гулянье в Альбано», 1830—1833, Государственная Третьяковская галерея, Москва), не последнюю роль в них стал играть пейзаж. Некоторые акварели были сугубо пейзажными («Итомская долина перед грозой», 1835, Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Москва). Общим недостатком этих произведений было, пожалуй, только отсутствие психологических трактовок в образах, но законы жанра зачастую и не предполагали наличие таковых в акварелях. Большинство из них воспевало Италию с её прекрасной природой и представляло итальянцев народом, генетически сохранившем античную красоту своих предков, наделённым врождённой пластикой и грацией движений и поз и живущим по законам красоты и эстетики.

Но подлинную славу и популярность в Италии принесли молодому художнику его портреты представителей итальянской знати и своих соотечественников. Не последнюю роль в решении Брюллова разорвать отношения с ОПХ сыграло как раз наличие на тот момент множество заказов, что позволяло ему обходиться без финансовой поддержки со стороны. Портреты Брюллова итальянского периода отличались сочетаниями элементов классицизма, реализма и барокко, стремлением передать внутреннюю жизнь героев — иногда через обилие бытовых деталей, призванных полнее раскрыть героев полотен и мир, в котором они живут. Иногда его работы носили несколько декоративный характер благодаря подчёркнутой изысканности обстановки и изображённых моделей. Эта особенность сохранилась и на некоторых портретах позднего периода творчества живописца.

Как то брат Александр пригласил его на раскопки города Помпеи, где он работал над очередным заказом - выполнял серию рисунков публичных бань в этом древнем городе, пядь за пядью освобождавшемся из-под земли стараниями археологов. Почти восемнадцать столетий минуло с тех пор, как Помпеи погубил проснувшийся Везувий, засыпав пеплом и раскаленными камнями.  Все было погребено: улицы, дома, фонтаны, ремесленные лавки, статуи, конюшни, театр на 5000 мест и люди. От них уже ничего не осталось - только пустоты в окаменевшем пепле в форме их тел.

Карл был сражен увиденным и с тех пор просто "заболел" Помпеями. В 1830 году Брюллов приступил к работе над большой картиной с историческим сюжетом — «Последний день Помпеи» (1830—1833), заказанной ему Анатолием Николаевичем Демидовым. Замысел картины был связан с возникшей тогда модой на  археологию и с актуальностью: в 1828 году произошло извержение Везувия. Для более точной и полной передачи трагедии Брюллов тщательно изучил многочисленные литературные источники, в которых рассказывалось о древней катастрофе, и побывал на раскопках в Помпеях и Геркулануме и сделал на месте ряд эскизов пейзажа, руин, окаменелых фигур. Известно, что на полотне изображена часть улицы Гробниц, которую художник изобразил стоя спиной к городским воротам. Он начал делать зарисовки: испуганные лошади, античные одежды, лица людей...
- Картина должна быть на две трети готова, когда художник подходит к холсту! - часто говорил он.

Все было намечено, выстроено, напитано чувствоми в воображении на огромном холсте, установленном в мастерской. Настало время совершить.

Одной из его моделей для "Помпеи" должна было стать голубоглазая француженка Аделаида Демюлен, которой он мимолетно увлекся. Но Аделаида полюбила всерьез, и ее тяжелая, навязчивая страсть быстро приелась Карлу. Он сбежал и даже писем ее, гневных и угрожающих, не читал, а нераспечатанными бросал в печь. Кончилось все плохо: покинутая Аделаида
утопилась в Тибре. Друзья Брюллова жестоко обвиняли его в равнодушии.
- Я не любил ее, — оправдывался Карл — а последнее письмо ее прочитал, лишь узнав о ее смерти...
Потрясенный Карл заперся в мастерской и не знал, как ему после этого жить. И уж конечно даже и не помышлял ни о каких новых женщинах, ни о какой новой любви. Но именно в этот момент в его жизнь вихрем ворвалась она... женщина его жизни... и предстала перед смущенным Карлом: высокая, очень красивая, с буйными локонами, горящими как уголья глазами и дерзкой белозубой улыбкой. Юлия Самойлова. Везувий, а не женщина!

Аристократка из рода Скавронских, родственников императрицы Екатерины I. И закружился стремительный, буйный, сумасшедший роман.
- Между мной и Карлом ничего не делалось по правилам, - дерзко сознавалась Юлия.
Она была ему верна не больше недели. И с легким сердцем принимала его мимолетные измены, больше похожие на попытки спастись от нее, сбежать. Но нет! Спастись от Юлии ему не удавалось. "Мой дружка Бришка... Люблю тебя более, чем изъяснить умею, обнимаю тебя и до гроба буду душевно тебе привержена. Целую тебя и, верно, буду писать тебе часто, ибо для меня счастье с тобой беседовать хотя бы пером", - писала она ему, умчавшись куда-то с очередным любовником. Как бы то ни было, она подарила Брюллову вдохновение. И этого пожара хватило ему на все три года работы над новой картиной. Они вместе путешествовали по Италии и бродили среди руин Помпеи, где у Брюллова рождался замысел его главной работы...

Долгие годы Брюллов был связан с графиней Юлией Самойловой, которая была его музой и натурщицей. Знаменитые портреты «Юлия Самойлова с воспитанницей и арапчонком» и «Всадница»(1832, Государственная Третьяковская галерея, Москва), а также незаконченная картина «Вирсавия» (1832, Государственная Третьяковская галерея, Москва), которой художник подводил итог своим творческим исканиям, также связаны с этим этапом жизни Брюллова.

Казалось, картина была совсем закончена, и все же Брюллов был неудовлетворен. Чего-то не хватало.
- Целые две недели я каждый день ходил в мастерскую, чтобы понять, где мой расчет неверен. Иногда я трогал одно место, иногда другое. Наконец, мне показалось, что свет от молнии на мостовой слишком слаб. Я осветил камни около ног воина, и воин выскочил из картины. Тогда я осветил всю мостовую и увидел, что картина моя окончена.

Карл в то время определенно был очень сильно влюблен в Юлию, если изобразил ее на полотне аж трижды: разбившаяся насмерть женщина, распростёртая на мостовой и рядом с ней живой ребёнок - в центре полотна,  мать, привлекающая к себе дочерей,  и в левом углу картины женщина с кувшином на голове, стоящая рядом с художником, которые пытаются спастись от царящего вокруг безумия.

Картина «Последний день Помпеи» была завершена в 1833 году и произвела настоящую сенсацию в Европе и России. Карл все же добился своего - хотя бы на этом куске холста они навеки останутся рядом. Картина произвела фурор в Италии, где, казалось, трудно было кого-то удивить ­живописью. Флорентийская Академия художеств немедленно предложила Брюллову написать автопортрет для галереи Уффици — этой чести удостаивались только величайшие живописцы всех времен. Карл, горячо принявшись за дело, по своему обыкновению, быстро остыл и бросил автопортрет недописанным.

В честь Брюллова в Риме устраивались шествия: толпа шла с цветами и факелами, а самого художника несла на руках. В Россию полетели известия о невероятном успехе. Тургенев, специально заехавший в Рим посмотреть на творение Брюллова, писал домой, что "слава России и Италии /ибо русский писал ее в Риме/, привлекает ежедневно толпы знатоков и иностранцев... Семь брошюр уже написано на эту картину: все к чести Брюллова". Эти брошюры немедленно переводились на русский и издавались в Петербурге. Потом еще картину возили в Париж, где она, кстати, не так понравилась: ее нашли слишком театральной. А уж оттуда отправили в Россию. В Париже (Лувр, 1834), где была холодно принята парижской критикой, несмотря на то, что получила первую премию на парижском Салоне 1834 года: это была (уже!) эпоха Делакруа и французского романтизма.

Для русской живописи эта работа стала новаторством в первую очередь из-за сюжета, изображавшего не выдающуюся историческую личность, а целый народ в часы трагедии. Император Николай I, увидев картину, пожелал лично видеть Брюллова в Петербурге и передал ему распоряжение возвращаться на родину. Однако перед возвращением живописец принял приглашение графа В. П. Давыдова принять участие в путешествии по Малой Азии, Греции и Ионическим островам. В Афинах Брюллов тяжело заболел жёлтой лихорадкой, из-за чего был вынужден расстаться со своими спутниками. Немного оправившись, живописец через Малую Азию отправился в Константинополь, где его ждало новое предписание императора немедленно прибыть в Петербург, чтобы занять место профессора Императорской Академии художеств. Наконец в 1836 году через Одессу и Москву Брюллов вернулся в Петербург.

В Петербурге живописца ожидал торжественный приём в Академии художеств и триумф «Последнего дня Помпеи». Картина была подарена Демидовым Николаю I, который поместил её в императорский Эрмитаж, а затем подарил Академии художеств. В настоящее время она находится в Русском музее. Картина предназначавшаяся в дар императору Николаю I, была повешанна в Академии художеств, дабы все желающие могли посмотреть. Её увидел младший брат Брюллова Иван. Этому юноше, студенту все той же Академии художеств, и самому прочили блестящее будущее — его карандашные рисунки были великолепны, рисовать "как Ваня Брюллов". Был Ваня человек веселый и общительный — прозвище ему дали "бесенок". Но чахотка задушила расцветающее дарование. Ему было всего 20 лет. И вот умирающего Ивана принесли в креслах из академического лазарета и оставили в зале один на один с картиной. Он просидел перед "Последним днем" два часа и впервые за несколько месяцев совершенно не кашлял — так был потрясен. Чествование Брюллова в зале Академии художеств было в самом разгаре. Прямо под стеной, где висело прославившее художника полотно — роскошный стол. За ним — весь цвет русского искусства. Слово взял поэт Баратынский:

- Принес ты мирные трофеи
С собой в отеческую сень,
И стал "Последний день Помпеи"
Для русской кисти первый день!..

Оркестр грянул туш. Восторженные крики, грохот рукоплесканий сотрясли зал. И тут виновник торжества в лихо заломленном на затылке лавровом венке, делавшем его еще больше похожим на греческого бога Аполлона - красивое овальное лицо, светлые кудри, глаза так и сияют счастьем и беззаботностью. Тотчас сорвал со своих облитых шампанским волос венок
и возложил на голову своего любимого учителя Иванова. Андрей Иванович от чести сидеть за столом увенчанным лавром отказался, соблаговолив пообещать, что сохранит подаренный ему венок до конца своих дней. К концу праздника венок благополучно сперли. Тут Карл увидел старика Крылова, мирно спавшего прямо за столом среди всеобщего грохота и прыснул от смеха.
- Непременно напишу его! — решил Карл.
Но осуществить идею оказалось не так-то просто. Крылов все отнекивался, позировать не желал. Наконец после долгих уговоров все-таки приехал к Брюллову. Но на этом мучения только начались: старик оказался возмутительно нетерпелив. Все кряхтел, вертелся на кресле, все норовил изменить позу и постоянно ворчал:
- Все равно ведь вы портрета не закончите, завтра же забудете про него. Только зря мучаете меня с этим сидением.
К тому моменту, когда Крылов, окончательно соскучившись, поднялся с кресла, ненаписанной осталась только рука.
- Вот видите, Иван Андреевич, а вы говорили, что я портрет ваш не закончу, — сказал Брюллов. — А вот ведь только руку осталось сделать. Напишу уж ее с какого-нибудь другого натурщика.
- Нет, Карл Павлович, не напишешь! — лукаво подмигнул баснописец. — Пари держу, что до моей смерти не соберешься!
Картины у Брюллова часто оставались незаконченными: он быстро загорался и так же быстро угасал. Вот и с крыловским портретом вышло так же. Карл действительно забыл о нем. И вспомнил только после кончины Ивана Андреевича. Да и тогда дописывать не стал, а отдал своему ученику. Тот же не нашел ничего лучшего, как написать руку с античного гипсового слепка. Так и получился на портрете Крылов с "мертвой" рукой.

После написания "Последнего дня Помпеи" Брюллов впадает в творческий кризис. Художник одновременно начинает несколько полотен и ни одно из них не заканчивает.

Поэтому в мае 1835 года Карл Павлович с радостью примыкает к экспедиции Орлова-Давыдова в Грецию и Турцию. Под впечатлением от поездки на восток Карл Павлович впоследствии напишет несколько работ "Турчанка", "Бахчисарайский фонтан",  "В гареме".  Но вскоре вынужденный подчиниться приказу царя, возвращается в Петербург. Нужно приступать к исполнению обязанностей профессора исторического класса в Академии. Императорская Академия художеств, предложив Брюллову руководство историческим классом, возвела его в звание младшего (2-й степени) профессора. Для получения звания старшего профессора ему надлежало написать большую картину на тему, утвержденную Академией. Наверное, почетный член многих академий Европы был озадачен таким оборотом дела. Очевидно, "Последний день Помпеи", написанный по собственной инициативе, был недостаточно весомым для получения звания старшего профессора. Таково было высочайшее благоуважение государя Николая I...

Путь лежал и через Москву. Пребывание в Москве, куда живописец приехал в декабре 1835 года, затянулось на несколько месяцев: Москва встречала Брюллова как героя, устраивая в его честь торжественные приёмы. На одном из таких вечеров художник познакомился с  А. С. Пушкиным. Пушкин, с которым Карл познакомился здесь же в Москве, и которому чрезвычайно понравился, писал жене в Петербург:

"У него видел я несколько начатых рисунков и думал о тебе, моя прелесть. Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? Невозможно, чтоб он, увидя тебя, не захотел срисовать тебя".

И вот Пушкин, дождавшись Брюллова в Петербурге, потащил его ужинать к себе — с тем чтобы познакомить с Натальей Николаевной и договориться о портрете.
- Я был не в духе, не хотел идти и долго отнекивался, но он меня переупрямил и утащил с собою. Дети его уже спали. Он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Это не шло к нему, было грустно и рисовало передо мною картину натянутого семейного счастья. Я не утерпел и спросил его:

- На кой черт ты женился?
- Я хотел ехать за границу, а меня не пустили, я попал в такое положение, что не знал, что делать, и женился... - оправдывался Пушкин.
Что же касается Натальи Николаевны, Брюллову она не приглянулась: глаза близко поставлены, и кажется, что косит. Портрета он решил не писать. Как он позже признался друзьям
- ... отказал ему, потому что жена его косая.
Хотя и не знал, как это объяснить Пушкину. Объяснять, впрочем, не пришлось - Пушкин стрелялся с Дантесом... Брюллов тяжело переживал гибель Пушкина.
- Несчастная Россия, как она не любит своих Гениев! Как она бездумно теряет их!...

Интересно, что портрет Натальи Николаевны Пушкиной все-таки был написан Брюлловым. Но только не Карлом, а его братом Александром.

Брюллова так захвалили, заласкали и забаловали, что он изрядно в Москве подзадержался. Ещё одним событием стало его знакомство со знаменитым московским портретистом, бывшим крепостным В. А. Тропининым: ещё в Италии Брюллов был много наслышан о нём. Знакомство переросло в крепкую дружбу. Во время своего пребывания в Москве Брюллов, высоко оценивший как талант и профессионализм художника, так и его личные качества, часто посещал Тропинина, не раз пренебрегая очередным парадным обедом, устроенным в его честь. Встречаясь с Тропининым, он на его просьбы написать портрет того или иного человека, говорит:

— Я в Москве портреты писать не буду. Мне Василия Андреевича не переплюнуть, а вторым быть не люблю.

Однако, кроме присутствия на приёмах и посещения тропининского дома, Брюллов продолжал работать над новыми произведениями, создав портреты поэта А. К. Толстого, его дяди А. А. Перовского (писателя Антония Погорельского) и очень поэтичную и романтическую картину «Гадающая Светлана» (1836, Нижегородский художественный музей), навеянную одноимённой балладой В. А. Жуковского и создал рисунки на тему Отечественной войны 1812 года,к артину "Сон молодой девушки перед рассветом" /Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина.Москва./

В Петербурге упрочилась слава Брюллова как виртуозного модного портретиста. Многие считали за честь быть запечатлёнными прославленным мастером. Его перу этого периода принадлежат многочисленные парадные портреты русской знати и т. н. «интимно-камерные портреты» выдающихся людей своего времени, отличавшиеся более глубокой и осмысленной трактовкой образа модели. К числу наиболее удачных и известных работ этого жанра относятся портреты Н. В. Кукольника (1836, Государственная Третьяковская галерея, Москва),  В. А. Жуковского (1837—38), И. А. Крылова (1839, Государственная Третьяковская галерея, Москва), Ю. П. Самойловой с воспитанницей (другое название картины «Маскарад») (1839, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург), писателя А. Н. Струговщикова (1840, Государственная Третьяковская галерея, Москва), брата А. П. Брюллова (1841, Государственный Русский музей, Санкт-Петербург) и многие другие; к этому же времени относится и создание знаменитого «Автопортрета» (1848, Государственная Третьяковская галерея, Москва). Также художник пробовал себя в жанре монументально-декоративной живописи, расписывая лютеранскую церковь на Невском проспекте. Состоял в ложе «Избранного Михаила».

Как то Шишмарев, друг многих художников, обратился к Брюллову с просьбой написать его дочерей. Брюллов был необычайно капризен в заказах и не раз отказывал людям влиятельным и знаменитым. Портрет Николая I так и не был написан, несмотря на желание царя. Художник чувствовал себя скованным, когда брался за официальные заказы и не писал людей ему несимпатичных. Приступая к написанию нового полотна, Брюллов всегда рассматривал свою работу не как исполнение официального заказа, а как написанию знакомых и приятных ему людей, к которым питал особое расположение. Замечательный "Портрет сестер Шишмаревых"  необычайные яркие краски. Выдающейся образец жанрового портрета...

И снова потянулись брюлловские дни в холодном, сером Петербурге. Брюллов хандрил и жаловался:
- Здесь я ничего не напишу, я охладел в этом климате.
Просил знакомых похлопотать перед государем, чтобы его снова отправили в Италию. Тот согласился, хотя и нехотя:
- Что ж делать, подобные дарования не любят принуждений.
И велел выдать Карлу на поездку 400 рублей. Но тот как-то и сам не заметил, как прожил их. Нужно было все-таки начинать работать, причем в России. А что писать, когда работа всей его жизни — "Последний день Помпеи" — слишком выпотрошила его, забрала всю его душу, все силы? На что и где жить? Ответов на эти вопросы у прославленного Брюллова было не больше, чем в те времена, когда он только-только окончил Академию.
А ведь брат Александр, к этому времени давно вернувшийся в Россию, посвятил себя архитектуре и добился больших успехов. Подновил Зимний дворец, пострадавший при пожаре, построил лютеранскую церковь на Невском, Михайловский театр и еще много всего. Кроме того, сделался профессором Академии, удачно женился и жил в богатом доме с залой в помпейском стиле. В отцовском доме жил другой брат, Федор, тоже был профессор Академии, но по классу церковной живописи. Он писал иконы, фрески в церквях, а еще расписывал в готическом духе залы дворцов — словом, был нарасхват. И только он, Карл, самый знаменитый из всех братьев, пропадал! А тут еще в Петербург привезли картину Веласкеса. Брюллов постоял перед ней, вернулся домой и, накрывшись с головой одеялом, пролежал, не вставая, двое суток. Он совершенно явственно ощущал, что не хочет, не может больше писать. Ему, впрочем, вскоре дали должность младшего профессора и казенную квартиру здесь же, при Академии. Для того чтобы сделаться старшим профессором, нужно было создать большую картину. Император Николай вызвал Карла к себе и сказал:
- Хочу заказать тебе картину. На тему осады Казани. Напиши мне Иоанна Грозного с женой в русской избе на коленях перед образом, а в окне — взятие Казани.
Брюллов ответил:
- Это немыслимо. Меня закритикуют, если я займу первый план двумя холодными фигурами, а самый сюжет покажу, черт знает где, в окне!
И предложил вместо этого другой сюжет - осаду Пскова. Государь нахмурился и очень сухо сказал:
- Хорошо!
Но и на "Осаду Пскова" у Брюллова не хватило пороху.

С 1836 года по 1849 год Брюллов жил и работал в Петербурге, преподавал в Академии художеств. Сразу по возвращении в столицу ему было присвоено звание младшего (второй степени) профессора Академии художеств, поручено руководство историческим классом Академии и предложено написать большую картину на тему из русской истории, утверждённую Академией и одобренной императором, для получения звания старшего профессора. Такой картиной должна была стать «Осада Пскова польским королём Стефаном Баторием в 1581 году» (1839—1843, Государственная Третьяковская галерея, Москва). Брюллов и сопровождавший его художник-археолог Ф. Г. Солнцев по приказу императора посетили Псков, где художник сделал множество натурных зарисовок и изучал сохранившиеся древности. Однако картина так и осталась незаконченной, несмотря на столь тщательный подход к её созданию.

Брюллов, первоначально увлеченный и желавший превзойти самого себя, постепенно перегорал. К тому же ему постоянно досаждали советами и указаниями, все это было ненавистно живописцу. Не закончил, бросил. Впрочем, то, что картина не закончена, он понимал сам, да еще несколько десятков истинных ценителей живописи.
- как отделаться от любопытных? Показывать неоконченную картину, все равно, что ходить без сапог.
Так "Осада Пскова" превратилась в "Досаду Пскова" или "Досаду от Пскова"..

Брату Александру,который был в это время в Париже, вручается письмо от верного ему человека:

"...Твой брат Карл портрет для великой княжны делать отказался. Демидову картину за 15 тысяч, которую он ему заказал, не хочет делать... Он получил крест от императора: он не носит, за что ему неоднократно князь Гагарин делал выговор, — бесполезно. От всех работ, ему предложенных, отказывается... Хочет быть вне зависимости..."

...Карл должен был писать и императрицу, и самого императора, но внезапно исчез из Зимнего, просто перестал являться на вызов. И когда после пожара Зимнего в 1837 году Брюллов просит царя дать расписать ему фресками стены дворца на темы истории России, ему "первой кисти России" - было отказано. Конец всяким мечтам о карьере...

"Пробка известного берлинского штофа извещает с душевным прискорбием о кончине его, последовавшей на прошедшей неделе, и просит пожаловать на его поминки в квартиру Я. Ф. Яненко /живописец, академик/, со внесением на похоронные расходы 2-х рублей".

Такие приглашения на очередную дружескую попойку Брюллов теперь получал частенько. С некоторых пор он находил для себя великую радость в ночных бдениях с Нестором Кукольником /знаменитый писатель и драматург/,  Михаилом Глинкой/русский композитор, создатель русской национальной оперы/ и еще несколькими приятелями, с которыми успел сдружиться в Петербурге. Кажется странным и вызывает недоумение, что Брюллов за все годы дружбы с Глинкой не написал хорошего его портрета, только этот эскиз, а делал на него одни шаржи. Над Глинкой в этой компании принято было подтрунивать. Сочинив что-то, тот сразу бросался к друзьям, чтобы сыграть им первым. А они смеялись. Михаил Иванович всякий раз сердился, но недолго - он был чрезвычайно добродушен. И даже когда болел, а с Глинкой это случалось нередко, лежал дома, все просил:
- А позовите сюда этих уродов — Брюллова и Кукольника.
Эта бесшабашная и веселая жизнь рухнула, когда Брюллов задумал жениться.

В 1838 году Брюллов познакомился с 18-летней Эмилией Тимм, дочерью рижского бургомистраГеорга Фридриха Тимма, и влюбился в неё.

Обожаемая Юлия Павловна была далеко, от нее только изредка приходили любовно-шутливые письма. Брюллов увлекся юной, прелестной девушкой, к тому же талантливой пианисткой - Эмилией, дочерью рижского бургомистра Федера Тимма. В 39 лет Карл ещё очень красив — недаром многие женщины сходили от него с ума. Рядом 18 летняя красавица невеста. Утонченная, застенчивая, немного диковатая... 27 января 1839 года они поженились, однако, уже спустя месяц супруги расстались навсегда.

Если бы Карл только знал, какой страшный сюрприз ему преподнесет эта любовь... Карл влетел в комнату своего друга. Его черный, не по сезону легкий плащ был забрызган грязью, волосы всклокочены, в руках — черная помятая шляпа.
- Все кончено. Скандал! Позор! Как я покажусь на улице? На меня ведь пальцем станут показывать, как на злодея. Кто поверит в мою невинность? А это "волшебное создание" еще осмеливается требовать с меня пенсию... За что?!Она...они...главное, какая подлость!
Его тяжелое дыхание обращалось в стон или всхлипывания и тогда он клял кого-то,грозя кулаком и обещая отмстить.
- Господин Тимм и все его родственники обвиняют меня в том, что я якобы избивал ее, заставляя проделывать различные гнусности, к которым привык, живя за границей! И даже вырвал из ее ушей бриллиантовые сережки, затем выгнал Эмилию на улицу, пардон, в одной рубашке! Но, клянусь вам своею жизнью, честью, талантом, сколько у меня его ни осталось. Никогда в жизни я не поднимал руки на женщину! Никогда! Натурщицы, служанки в тавернах и гостиницах, шлюхи, дорогие и дешевые... я уже не говорю о знатных дамах, но никогда, ни при каких обстоятельствах я не забывал о приличиях, не позволял себе... как мне теперь быть? Как жить после подобного позора и бесчестия?
Немного успокоившийся Карл начал свой рассказ:
- Я повстречал Эмилию в ту пору, когда уже не чаял отыскать себе спутницу жизни. Ее красота, талант, чарующий голос... Я пленился, очаровался ее юностью, написал ее портрет у рояля. Образ Эмилии Брюллов запечатлел и в некоторых своих произведениях тех лет. Например, на алтарной картине для лютеранской церкви Св. Петра и Павла "Распятие"  мастер придал Марии Магдалине черты Эмилии Тимм... Вот уже несколько дней Карл Брюллов не выходил из своей мастерской. Наброски, развешанные по стенам, углу - мольберт очередной неоконченной картиной.

- Нужно собраться, взять в руки кисть, ведь работа всегда помогала отвлечься, — думал художник. — Хотя зачем всё это? О моей личной жизни судачит весь Петербург, они уже забыли, как восхищались моими картинами, теперь их интересуют только подробности моего развода....
Господи, а ведь это еще не всё... накануне свадьбы Эмилия призналась в том, что она уже не девственница... Впрочем, тогда Брюллову думалось, что не всё так страшно - он уже успел понять: в мире нет совершенства. Началась семейная жизнь. Карл уходил в Академию или на строительство церкви Петра и Павла, ее ставит брат Александр, а алтарный образ рисовать заказан ему. Однажды, вернувшись в свой дом, Карл застал там... жену в постели...
со своим отцом... В тот же день Брюллов ушёл из дома. Начался кошмар. Бракоразводный процесс стоил художнику немало седых волос. Одно время он даже всерьез подумывал о том, чтобы пустить себе пулю в лоб. Карл должен был писать прошения с подробным разъяснением обстоятельств и шефу Третьего отделения Бенкендорфу, и Священному синоду, и министру двора... Два месяца пытки и унижения.

Эмилия уехала с родителями в Ригу, инициированный Брюлловым бракоразводный процесс продолжался до 1841 года. Причина разрыва осталась неизвестной петербургскому обществу, которое во всём обвиняло мужа. Брюллов, оклеветанный, по его словам, женой и её родными, стал изгоем. В это нелёгкое для художника время его поддержала приехавшая из Италии в Петербург Самойлова.

Сразу после разрыва Брюллов поспешил покинуть Петербург, где на него началась настоящая травля. Из салонов и гостиных исчезали его работы, а давние приятели при встречи старались пройти мимо. Брюллов чувствует себя потерянным и бесконечно одиноким. Если бы не поддержка его верной музы Юлии Самойловой, то скандал имел бы куда худшие последствия... Брюллов внезапно поймал себя на том, что сидит в тёмной мастерской и уже несколько часов бессмысленно смотрит в пустоту, потом огляделся... на стене висел набросок. Женщина с какой-то нездешней, слишком яркой для пасмурного Петербурга красотой. Юленька.

Зачем он оставил её? Любовь к ней художник сохранил на всю жизнь. Впервые художник увидел Юлию Самойлову на балу, у князя Гагарина, русского посланника в Италии, сын которого Григорий брал уроки живописи у Брюллова и был с ним в хороших отношениях.  Перед тем как представить художника Юлии Самойловой, хозяин дома дружески предупредил Брюллова:
- Бойтесь её, Карл! Эта женщина непохожа на других. Она меняет не только привязанности, но и дворцы, в которых живёт. Но я согласен, и согласитесь вы, что от неё можно сойти с ума.
Действительно, за графиней Самойловой волочился длинный шлейф слухов.
- Вы знаете, что намедни она вышла встречать пожаловавшего к ней с визитом английского дипломата лишь в одном легком ночном пеньюаре? Говорят, бедняга не знал, куда глаза деть от смущения...
— Плевать она хотела на разговоры... да и на весь свет, по всей видимости.
Графиню эта суета вокруг ее персоны только забавляла: право же, так скучно
всегда оставаться добропорядочной, воспитанной дамой, от которой за версту несет нафталином. Обладательница огромного состояния всегда была окружена толпой поклонников и при этом даже не пыталась соблюдать приличия. А что же плохого в том, если она время от времени позволяет себе невинные шалости? Юлия Павловна обменялась с художником всего лишь десятком фраз, но этого хватило для того, чтобы превратить живописца в преданного поклонника. Да и Карл очень понравился графине. Их роман развивался с поразительной скоростью. Он пишет с неё свои шедевры, на многих других работах мастера можно увидеть её черты."Вирсавия"./Третьяковская Галерея. Москва./  Брюллов,видимо,этой картиной был недоволен, и она осталась неоконченной.

"Смерть Инессы де Кастро".  Эта картина фактически писалась на спор. Находясь на одном из знатных приемов, Карл Брюллов получил язвительное замечание,что при всей его гениальности он наверняка не успеет написать новую картину к художественной выставке, которая вот-вот должна была открыться в Милане. Брюллов принял вызов,и заперевшись в одной из комнат особняка Брера, ровно через 17 дней явил миру новое замечательное художественное полотно, которое можно увидеть в Русском музее Петербурга...

Юлия ездит вместе с ним по всей Италии, постоянно наведывается в его мастерскую. Она всегда рядом. Но при этом она не принадлежит художнику. Юлия Павловна считает, что настоящая любовь должна быть свободной: что толку связывать себя клятвами верности и глупыми обещаниями? Брюллов сходил с ума от ревности - он никогда не думал, что так трудно делить с кем-то возлюбленную. Но Юлию подобные страдания только забавляли. В 1834 году, спустя 6 лет после первой встречи с Самойловой, Брюллов принял окончательное решение — он покидает Италию и возвращается в Петербург. Только так можно поставить точку в этой мучительной любовной истории. Графиня, казалось, совсем не была опечалена разрывом. От души пожелала счастья, нежно потрепала "драгоценного Бришку" по щеке и ни одним словом не попыталась его удержать...

Карл Брюллов за всю свою жизнь не выполнил ни одного императорского заказа. Да, он начал, но так и не окончил портрет императрицы с дочерьми. Но есть одна картина, которая была написана Брюлловым фактически по собственной воле и он даже отказался от вознаграждения. Это портрет Александры, младшей дочери Николая I, одной из самых красивых русских княжон. Она умерла в 1844 г. в девятнадцатилетнем возрасте от чахотки. Портрет-икона. На картине изображена Великомученица IV века, супруга императора Диоклетиана, которая была обращена в христианство Святым Георгием, и вместе с ним приняла мученическую смерть. А образ писался с княжны Александры.

Живопись помогала ему хотя бы на время забывать о Юлии... Вдруг послышались какие-то голоса, двери комнаты распахнулись, и на пороге возникло видение из прошлого  в свои 39 лет Юлия Самойлова была всё ещё прекрасна. Она приехала в Петербург по делам наследства, и, услышав о неприятностях художника, тут же кинулась к нему. Её появление напоминало ураган: графиня тут же надавала пощёчин пьяному лакею, отправила кухарку готовить ужин, а самому Брюллову велела немедленно собираться на прогулку по вечерней столице. Она провела в доме художника всего несколько дней. За это время он почти забыл о своих бедах. Карлу даже вновь захотелось написать что-то настоящее, и он принялся за портрет возлюбленной. Брюллов было воспылал новой надеждой... Но вновь она уезжала. На прощание Юлия сказала:

- Ты гений, Бришка. Потому что только гениев могут огорчать всякие глупости.
Брюллов вышел проводить её до экипажа. Пока прощались, он никак не мог совладать с желанием броситься на колени, чтобы умолять её остаться. Но лукавый взгляд чёрных глаз графини удерживал его — художник понимал, что она всё равно никогда не сможет принадлежать только ему. Тихо сказал:
- Ты уходишь из моей жизни.. Значит, и мне пора уходить!

Эта картина тоже осталась незаконченной. Она находится в Русском музее в Петербурге. После той встречи Карл Брюллов ни разу не видел Юлии Самойловой... В Петербурге строился Исаакиевский собор.  Как же он ему не нравился

- Зачем эта мрачная масса в нашем мрачном климате?  Впрочем, когда его пригласили расписать свод купола не отказался. Таких престижных заказов у Карла не было давно.

В 1843 году Брюллов в числе лучших живописцев академической школы получил приглашение участвовать в росписи Исаакиевского собора. Ему было предложено расписать плафон большого купола фигурами апостолов, евангелистов и серией картин на тему «Страсти Христовы». Художник с большим интересом приступил к работе над эскизами. По замыслу Брюллова, должен был представлять небесный свод, заполненный мифологическими божествами. Расчеты необходимы были, дабы не ошибиться ни в выборе святых, ни в расположении их, ни в изображении. Господа академические профессора, собранные, чтобы высказать мнение по поводу брюлловского эскиза, трясли в восторге головами — что и говорить, и композиция превосходна, и рисунок, и мысль, одно слово — Карл Великий, однако на такой-то вышине, на небе-то, оно видно ли будет, больно от земли далеко.

- Господа, неужели вы так нехорошо видите? Я уверен, что если там, на плафоне, написать такими же крупными буквами "дурак", то каждый из вас прочтет.
Но живопись по сырой штукатурке, угодная Карлу Павловичу, вряд ли выдержит мерзкий петербургский климат. И решено все фигуры на плафоне сделать по эскизу Брюллова, но гальванопластикой, из тонких медных листов. Работу решили передать другому.
- Я разорву, сожгу эскиз! Гляди, червяк, ты возымел мысль гордую, теперь гляди и смиряйся.

Высочайшее повеление - вернуть, купол Брюллову. К 1848 году эскизы были завершены, и Брюллов приступил к самой живописи. Царь сам приехал в собор, чтобы посмотреть, как художник напишет первую фигуру... Карл не ощущает усталости, воздух течет к нему в грудь, наполняя легкие вредными испарениями и каменной пылью, он не замечает этого... Одышка, кашель, ломота в суставах — это после, вечером... Он глядит вверх и восторженно повторяет ученикам, товарищам-художникам, рабочим:

- Мне тесно! Я бы теперь расписал небо! За что я так счастлив!

Тяжёлая работа в сыром недостроенном соборе подорвала и без того слабое здоровье живописца, дав осложнения на сердце и обострив ревматизм, поэтому уже в феврале художник просил об освобождении от работ. Его просьба была удовлетворена. К этому времени он уже написал почти все основные фигуры плафона, так что заканчивавшему его работу П. В. Басину оставалось только дописать фон и создать несколько картин для оформления центрального пространства храма по картонам Брюллова.

Работа в сыром недостроенном соборе подорвала его здоровье. В результате обострение ревматизма и осложнение на сердце. На семь долгих месяцев болезнь приковали художника к постели... Поддерживаемый учениками, Брюллов спускается из спальни в мастерскую, осторожно, как в воду, чтобы не растревожить покрывшие его тело язвы, погружается в кресло. Он вспоминает портреты, давным-давно начатые и оставленные без окончания, просит учеников разыскать их в грудах холстов и поставить перед ним, вся его жизнь каруселью закрутилась в памяти.Один за другим, как видения прошлого, встают перед ним холсты. Какая чепуха, какая бессмыслица, думает Карл, кого только не писал, а Глинку не написал, Пушкина не написал. Он просит учеников поставить красное кресло против зеркала и приготовить палитру пожирнее. Велит никого к нему не пускать — вдруг показалось, что сделает что-нибудь порядочное. Словно нет ни хвори, ни слабости. Горячо, неотрывно, он за два часа пишет автопортрет.

Потемневшим от времени ореолом мученика разметались волосы, обрамляя бледное, исхудавшее, изможденное болезнью и горестными думами лицо, прекрасная рука свисает с подлокотника устало и бессильно. Он царствен и надломлен, горд и покорен судьбе. Жизнь прожита. За окном темная громада Исаакия. Работы, начатые в соборе Брюлловым, переданы другим художникам.
- Вижу его, а другой его пишет! — произносит Брюллов дрогнувшим голосом.
Он отворачивается от окна, блестящие глаза его сухи. Склоняет голову:
- И это принимаю как испытание...

27 апреля 1849 года Карл сел в карету. Выглянув в окно,увидел темную громаду Исаакия высившуюся над городом и с болезненной гримасой задернул шторки. Так он попрощался с Петербургом навсегда. Дальше была Европа, Англия, остров Мадейра, но воздух острова не помог ему, он отправился в Италию. И только там почувствовал себя наконец полным сил и здоровья.

27 апреля 1849 года по настоянию врачей Брюллов покинул Россию и через Польшу, Пруссию, Бельгию, Англию и Португалию направился лечиться на остров Мадейра. За время жизни там выполнил большое количество акварельных портретов своих друзей и знакомых («Всадники. Портрет Е. И. Мюссара и Э. Мюссар», 1849). С 1850 жил в Италии. Был членом Миланской и Пармской Академий, а также Академии Св. Луки в Риме. Летом 1850 года Брюллов посетил Испанию, изучая живопись Веласкеса и Гойи. В этом же году Брюллов окончательно вернулся в Италию. Судьба сводит художника с замечательным человеком - Анжело Титтони, соратником Гарибальди, участником революции 1848 года., в семье которого он жил. Большинство поздних портретов и акварелей Брюллова до сих пор хранятся в частной коллекции этой семьи. Для многих работ этого периода характерны некоторая театрализация и романтическая взволнованность образов, а также стремление запечатлеть дух самого времени через представленные образы, превращая их в точные исторические свидетельства.

Последним шедевром художника стал портрет его старого знакомого археолога Микеланджело Ланчи, созданный в 1851 году.

Если бы не преждевременная смерть, Россия увидели бы в лице Брюллова совершенно иного, нового художника...
- Многое еще вижу я впереди,— горестно заметил Брюллов незадолго до кончины,— я не сделал и половины того, что мог и должен сделать. Огромное полотно в духе "Страшного суда" Микеланджело. Но успел написать только эскиз...

Последнее, что он создал, был рисунок "Диана на крыльях Ночи": крылатая богиня летит над Римом, над кладбищем Монте-Тестаччо. Это было в середине июня 1852 года. Уже закончив, Карл, повинуясь мимолетной мысли, вдруг взял свой рисунок, поставил крестик на том месте, где изображалось кладбище, и сказал:

- Пусть меня похоронят здесь.

В тот день он чувствовал себя лучше, нежели обыкновенно. После обеда вдруг приступ судорожного кашля овладел им, его перенесли на кровать... он понял, что все кончено... По свидетельству русского представителя в Риме, смерть наступила через три часа после припадка удушья.

Карл Павлович Брюллов скончался 11 [23] июня 1852года в местечке Манциана под Римом, где лечился минеральными водами. В наспех сбитом деревянном гробе тело Великого русского художника Карла Павловича Брюллова было привезено из Марчиано в Рим, где было встречено толпой художников, пожелавших на руках нести его на протестантском кладбище в Монте-Тестаччо.

Брюллов тосковал в последнее время по России и с наслаждением мечтал о том времени, когда снова увидит холодный Петербург, но этому не суждено было исполнится... А в 1875 году, через 23 года, после кончины художника, в возрасте 72-х лет в обстановке бедности, близкой к нищете, в Париже умирала бездетная и капризная старуха. Ни миланским, ни петербургским родичам, казалось, не было дела до одинокой женщины, когда то одной из самых прекрасных дам своего времени.

"Ей нет соперниц, нет подруг,
Красавиц наших бледный круг
В ее сиянье исчезает..."

Это была графиня Юлия Самойлова... Ее похоронили на одном из парижских кладбищ. За несколько дней до смерти попросила прислугу непременно быть погребенной в платье из светло-зеленой тафты:
- Один художник говорил, что этот цвет мне очень к лицу...
В годы нужды и разорения Юлия Павловна категорически отказалась продать принадлежащие ей картины кисти Карла Брюллова, которые у неё были, даже когда отчаянно нуждалась. И уж в этом смысле графиня Самойлова выполнила обещание "быть до гроба приверженной своему Бришке".

На памятнике скульптора М. О. Микешина «Тысячелетие России», поставленном в Новгородев 1862 году, К. П. Брюллов изображён среди 16 фигур писателей и художников Русского государства с древнейших времён до середины XIX века.

Творчество К. П. Брюллова стало вершиной позднего русского романтизма, когда чувство гармонической цельности и красоты мира сменилось ощущением трагизма и конфликтности жизни, интересом к сильным страстям, необычайным темам и ситуациям. На первый план вновь выдвигается историческая картина, но теперь её главная тема — не борьба героев, как в классицизме, а судьбы огромных человеческих масс. В своем центральном произведении «Последний день Помпеи» (1830—1833) Брюллов соединил драматизм действия, романтические эффекты освещения и скульптурную, классически совершенную пластику фигур. Картина принесла художнику огромную известность как в России, так и в Европе. Выдающийся мастер как парадного, так и камерного портрета, Брюллов совершил в своём творчестве показательную для эпохи романтизма эволюцию — от радостного приятия жизни ранних произведений («Всадница», 1832) до усложнённого психологизма поздних («Автопортрет», 1848), предвосхитив достижения мастеров второй половины века, например, таких как И. Е. Репин («Портрет М. П. Мусоргского», 1881). Брюллов оказал огромное влияние на русских художников, среди которых у него было множество последователей и подражателей.

Звучащие полотна Карла Брюллова

Творчество — процесс сложный и таинственный. Известно лишь, что на создание шедевра творца непременно вдохновляет муза. Музой может стать и любимая женщина, и чарующая природа, и пленительная мелодия. О том, как создавалось то или иное произведение, мы узнаём из воспоминаний самого автора, от близких ему людей, от современников. А чаще всего — от искусствоведов. В предлагаемой вниманию читателей статье речь пойдёт о влиянии музыки на творчество великого русского художника Карла Павловича Брюллова (1799—1852). Автор статьи — известный музыковед, человек редкой эрудиции Жанна Григорьевна Дозорцева. Её хорошо знают многие любители искусства как ведущую концертных циклов, транслировавшихся по Центральному телевидению и по радио: «Музыкальные вечера для юношества», «Вечные образцы искусства», «Из залов Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина». Жанна Григорьевна участвует во многих музыкальных фестивалях в различных городах страны. Несколько поколений любителей музыки каждую осень приходят на её концерты в лучшие залы Москвы.

Николай Васильевич Гоголь вспоминает, как однажды один достаточно известный художник (имя которого Н. В. не хотел назвать) попросил Брюллова высказать своё мнение о его последней работе. Брюллов похвалил картину. По словам Гоголя, картина и в самом деле была хороша. Но когда художник стал настоятельно просить Брюллова высказать свои замечания, Брюллов ответил:

«Ну, если вы так настаиваете на замечаниях, то знайте, что всю вашу картину, от одного конца до другого, надо бы протрогать смычком Паганини».

Согласитесь, что так мог высказаться человек, в системе духовных ценностей которого музыка занимает особое, почётное место. К этому можно добавить: часто через музыкальные образы Брюллов раскрывал своё художественное кредо. Так, например, считая рисунок основой работы художника, он говорил: «Делайте с карандашом то же, что делают настоящие артисты со смычком, с голосом, только тогда можно сделаться вполне художником». Или, разбирая со студентами натуру, он бросает: «Обратите внимание на ногу натурщика — здесь целый оркестр», — подчёркивая тем самым умение видеть натуру объёмной, во многих её компонентах, со всеми нюансами, изгибами, движениями, видеть её живой.

Брюллов был разносторонне образованным человеком. Достаточно вспомнить круг его общения: Пушкин, Жуковский, Крылов, Айвазовский, Карамзины, братья Виельгорские, актёр Михаил Щепкин, Глинка, братья Кукольники. Здесь и литература, и театр, и музыка.

Люди, с которыми судьба сводила Брюллова, всегда восхищались смелостью его суждений об искусстве. Их пленяла блестящая речь художника, образная, чёткая, почти картинная в своей изобразительности. Огненный темперамент речи сочетался с железной логикой мысли, за всем, что говорил Брюллов, чувствовался сильный ясный ум. И ещё вспоминают современники, когда Брюллов говорил об искусстве, глаза его горели вдохновением. В такие минуты он походил на Аполлона Бельведерского: невысокого роста, ладно, пропорционально скроенный, он был красив мужской красотой, одухотворённой печатью гения.

Музыка вошла в его жизнь в годы обучения в Академии художеств в Петербурге. Почти все профессора и студенты играли на различных музыкальных инструментах. В Академии часто устраивались музыкальные вечера, на которых звучали трио, квартеты, квинтеты. Завсегдатаем этих вечеров был Карл Брюллов. А далее — Италия — родина оперы, страстным поклонником которой становится молодой художник. 

Он открывает для себя мир Доницетти, Беллини, Россини. Его пленяет красота живого человеческого голоса. Для Брюллова человеческий голос — самый совершенный музыкальный инструмент. Так, в Болонье, несмотря на то, что он уже живёт работой над «Последним днём Помпеи», задерживается только для того, чтобы слушать, слушать и слушать, как говорит он сам, певицу Джудитту Паста. Она пленила его своей Ниобеей в специально написанной для неё опере Джованни Пачини. Будучи не только прекрасной певицей, но и актрисой большого драматического дарования, она сумела создать подлинно античный образ застывшей от горя матери, лишившейся своих детей. Беллини написал для Паста оперы «Норма» и «Сомнамбула». Она была великолепна в роли Анны Болейн в одноименной опере Доницетти. Рассказывают, что, слушая Паста, Брюллов плакал. В роли Анны Болейн, безвинно оклеветанной жены Генриха VIII, он и запечатлел Паста. На портрете Паста в тяжёлом бархатном платье, которое, кажется, держит сломленную хрупкую фигуру. Анна Болейн в тюрьме, в заплаканных глазах надежда и безумие. Свадебный звон колоколов напоминает её свадьбу. Но Генрих VIII уже с другой невестой. Это был любимый портрет Джудитты Паста. Он всегда висел в её спальне. 

Увлечение оперой не прошло бесследно для художника Брюллова. Определённая театральность, яркость, выпуклость, объёмность, сочетание разнохарактерных образов в одной сцене проявились в его больших полотнах и в первую очередь в грандиозном полотне «Последний день Помпеи». Рисуя трагедию погибающего города, ужас, обуявший жителей, Брюллов избегает натурализма, уродливых жестоких сцен. Его трагедия близка трагедии античности, которой следует в своих традициях опера: герои полны горя, отчаяния, страдания, но они прекрасны своей духовной красотой, нравственной силой и чистотой, воплощающимися в их внешней красоте. Герои Брюллова прекрасны, как прекрасен, по мироощущению творцов античного искусства, человек. 

Николай Васильевич Гоголь, который был пламенным поклонником Брюллова, в своей статье «Последний день Помпеи» сравнивает это полотно «по обширности и соединению в себе всего прекрасного с оперой, если только опера есть действительно соединение тройственного мира искусств: живописи, поэзии, музыки». 

Брюллов однажды сказал о Рембрандте, что он «похитил солнечный луч». Мне кажется, что эти слова можно отнести и к самому Брюллову. Что бы мы ни видели на его полотнах — всё внутренне озарено этим солнечным лучом мировосприятия. 

Карл Брюллов необычайно чутко относился к малейшему проявлению таланта. Если же судьба сводила его с личностью, осенённой божественной искрой, он буквально растворялся в этом человеке, тут же перенося его образ на полотно. Среди его работ особое место занимают портреты выдающихся певиц. Одна из них — русская певица Анна Яковлевна Воробьёва, в замужестве Петрова — выдающееся контральто. Глинка говорил, что Воробьёва — драгоценность, которую надо беречь. Но, увы, русская опера находилась в своём Отечестве в положении падчерицы. Директор театра Гедеонов кричал на Воробьёву, как на девчонку; грозил за малейшую провинность вычетом жалованья. Как часто после триумфального спектакля она стояла под дождём или снегом в ожидании случайного извозчика. 

Вот как описывает Брюллов свою встречу с Воробьёвой-Петровой: «Вчера был в гостях. Там было много дам. Но вот неожиданно в гостиную вошла Воробьёва. В этот вечер лицо её сияло каким-то вдохновением. Попросили её спеть, и она была так любезна, что пела весь вечер, не отходя от фортепиано. Глинка ей аккомпанировал, и она пела дивно. Слушая её, я был в восторге. Но когда она пропела арию Ромео из Монтекки и Капулетти (Беллини), я не мог удержаться от слёз и дал себе слово написать с неё портрет. Вот как я напишу её: я представляю Друиду, играющую на семиструнной арфе. Звуки, издаваемые ею, я изображу в виде лучей, выходящих из арфы: в каждом луче представлю отдельную картину чувств и страстей, порождаемых и уничтожаемых во мне звуками». 

Но написал Брюллов Воробьёву совсем по-иному. С портрета смотрит на нас милая, изящная, хрупкая, скромная женщина. Чёрные локоны, любимая брюлловская причёска, обрамляют лицо. Необычайно выразительные глаза, отражающие и настроение исполняемой музыки, и богатую внутреннюю наполненность самой певицы. Кажется, очертания головы, линии её фигуры поют. Часто говорят о мадоннах Рафаэля «поющие», имея в виду мягкие плавные контуры образа. И к певицам Брюллова подходит это определение «поющая». 

В середине 1840-х годов в Петербурге гастролировала итальянская оперная труппа. Брюллов не пропускал ни одного спектакля с участием Полины Виардо. Он познакомился с ней в доме у детской писательницы Марии Федоровны Ростовской. Ему было интересно общаться с певицей, рассказывавшей о Париже, где в то время на оперной сцене царствовала её семья — Полина была дочерью известного тенора Мануэля Гарсиа и сестрой знаменитой певицы Марии Малибран-Берио. Она вспоминала свои встречи с Шопеном и Жорж Санд, Бальзаком, Гейне и Делакруа, рассказывала о Листе, у которого одно время брала уроки. Слушая однажды арию из «Стабат Матер» Перголези (мать скорбящая стояла у креста, где сын распят), Брюллов был поражен, как некрасивая женщина, запев, стала богиней. Он сделал тогда рисунок Виардо: грациозная фигурка, изящная линия стройной шеи, руки с нежными цветами, прижатые к груди, непринуждённость и величие. Он хотел передать ощущение «бестелесности», чувства, близкого к ощущению чего-то сверхъестественного, что граничит с божественным. 

Виардо была пламенной пропагандисткой творчества Глинки. Её называли «Глинка в юбке», а Глинка говорил: «Наша голубушка Виардо». 

Брюллова и Глинку связывала многолетняя дружба. Однако художник только однажды писал Глинку. Сохранился рисунок, сделанный в Неаполе в их первую встречу в 1831 году. Почему Брюллов не написал большого портрета? Скорее всего потому, что думал — время ещё есть, напишу когда-нибудь. Сохранились лишь дружеские карикатуры «Глинка на бале в Смольном, обожаемый», «Глинка, поющий без голоса и без фрака», «Глинка, сочиняющий музыку». Брюллов поразительно схватил характерную манеру Глинки говорить, петь, двигаться. Будучи маленького роста, Глинка всегда ходил, вскидывая голову. Много лет спустя, когда уже не было ни Брюллова, ни Глинки, в Академии открылась выставка портретов, посвящённых Глинке, и тогда Струговщиков — приятель Брюллова и Глинки — советовал: «Вам надо посмотреть шаржи Брюллова, чтобы понять натуру Глинки до конца». 

А Глинка обижался на карикатуры Брюллова, ему порой Брюллов казался даже злым. Но в 1848 году, вернувшись из Испании, композитор навещает уже тяжело больного Брюллова. Он провёл у художника несколько часов, всё рассказывал об Испании, и рассказывал так увлекательно, с такой любовью, что Брюллов, которому для лечения был рекомендован юг, при первой возможности поедет в Испанию. Тогда, прощаясь с Глинкой, Брюллов сказал: «Ну, я скоро уеду отсюда умирать и тебя больше, вероятно, не увижу. Я часто досаждал тебе, но ты забудь это: я часто понимал, что из всех людей, которые меня здесь окружали, только ты один был мне брат по искусству». Глинка бросился к Брюллову на шею, и они оба прослезились. 

В судьбе Глинки и Брюллова много общего. Конечно, я понимаю — это случайное совпадение, но всё-таки... Оба были слабого здоровья, оба ушли из жизни в 53 года и умерли вдали от России. Им было тяжело, душно в Петербурге. Глинка говорил: «Во мне господствует одно токмо чувство, непреодолимое желание уехать из ненавистного мне Петербурга. Мне вреден здешний климат». Ему как будто бы вторит Брюллов: «Нет, здесь я ничего не напишу. Я застыл, я охладел в этом климате». 

И даже в личной жизни прослеживаются определённые параллели. У обоих была единственная большая любовь. У Брюллова это была Юлия Самойлова, у Глинки — Екатерина Керн. И встретили Брюллов и Глинка своих любимых примерно в одинаковой ситуации. Только с разрывом в 12 лет. 

В 1827 году то ли у братьев Тургеневых, то ли у князей Гагариных в Риме Брюллов впервые увидел Юлию Самойлову, которая стремительно вошла в гостиную в самый разгар вечера. Самойлова была дивно хороша: широко расставленные огненные глаза, чёрные локоны, обрамляющие бледное лицо. Такой её напишет Брюллов на полотне «Юлия Самойлова с арапчонком и приёмной дочерью Амацилией Пачини». Юлия Самойлова была знатного рода — родственница Екатерины I (из рода Скавронских). Её дед, Пётр Алексеевич Пален, принимал участие в заговоре против Павла I и в ночь убийства находился в комнате императора. Самойлова была в разводе с мужем и вела независимый образ жизни, поражая окружающих смелостью суждений и поступков, за что её не жаловал высший свет Петербурга. Салоны Самойловой в Италии собирали весь цвет интеллигентного общества Рима, Неаполя, Милана. Там бывали Россини, Беллини, Доницетти, Пачини. Она искренне любила Брюллова. «Мой дружка Брижка... Люблю тебя, более чем изъяснить умею, обнимаю тебя и до гроба буду тебе душевно привержена...» И ещё: «Люблю тебя, обожаю, я тебе предана и рекомендую себя твоей дружбе. Она для меня — самая драгоценная вещь на свете». 

Брюллов любил в ней прекрасную женщину и уважал её ум, сильную, страстную, смелую и щедрую натуру. «Венец мироздания — женщина», — сказал однажды Брюллов. Они хотели пожениться, но... пути Господни неисповедимы. 

Михаил Иванович Глинка повстречал свою любовь в доме у сестры Марии Ивановны Стунеевой. В тот вечер у него было плохое настроение. Рассеянно бродил по комнатам, и вдруг увидел её — Екатерину Керн. Потом он скажет: «Она была нехороша, даже нечто страдальческое выражалось на её бледном лице. Но мой взор невольно останавливался на ней: её ясные выразительные глаза, необыкновенно стройный стан и особенного рода прелесть и достоинство, разлитые во всей её особе, всё более меня привлекали». Это было в 1839 году. Екатерине Керн тогда он посвятил «Вальс-фантазию». Собственно, этот вальс — портрет Екатерины Керн. Если можно музыкой передать нежность и чистоту образа, трепетность и хрупкость, необычайную поэтичность натуры, то Глинка это гениально сделал в музыке вальса. 

К моменту встречи с Керн композитор находился в состоянии развода с Марией Петровной Ивановой. Они поженились в 1835 году. Для людей, знавших Глинку, этот брак казался странным. Она была миленькой, но пустенькой девочкой. Ей так и не суждено было понять, какую личность послала ей судьба в качестве мужа. Рассказывают, что Машенька Глинка упрекала своего мужа в том, что он тратит много денег на нотную бумагу. Буквально через год после свадьбы у Марии Петровны начались бесконечные интрижки на стороне с людьми, соответствовавшими её внутреннему миру. Дошло до того, что, будучи официальной женой Глинки, она тайно обвенчалась с корнетом Васильчиковым. Всё это было мучительно для Михаила Ивановича, поэтому встреча с Екатериной Керн стала для него спасением. Их любовь была так сильна, что, видя всё это, Карл Брюллов начинает мучительно ощущать своё одиночество. Он вспоминает, как однажды после разговора с Глинкой, бродя по Петергофскому парку лунной ночью, вдруг пронзительно почувствовал: «Душа без души парной ни цели, ни души не имеет». 

И «парная душа» появилась. Её звали Эмилия Тимм. С ней Брюллов встретился в доме одного из профессоров Академии. Ей было всего 18 лет. Потом, годы спустя, она станет известной пианисткой. Ученица Шопена, Эмилия будет выступать в благотворительных концертах вместе с Листом, общаться с Вагнером, Робертом Шуманом и Кларой Вик. Но это будет потом. А пока Брюллов в упоении пишет её портрет. Тоненькая девушка в белом кисейном платье стоит у рояля на фоне красного занавеса. Ваза с ландышами — символ чистоты и невинности. Но всё на самом деле обернулось страшной трагедией. Накануне свадьбы Эмилия Тимм раскрыла чудовищную тайну своей жизни (девушку совратил родной отец). Брюллов был потрясён. Но он любил и, как ему казалось, мог всё понять и простить. Однако через две недели после свадьбы, поняв, что не может вырвать жену из пучины роковых событий, написал прошение о разводе. 

И вот опять общность судеб. Развод Глинки и Брюллова с жёнами делает их изгоями. Свет их осуждает, в некоторых домах им даже отказывают. Никто не хочет думать и знать о вине жён. Все обвиняют Брюллова и Глинку. И если Глинке помогает переносить перипетии жизни Екатерина Керн, то покой и равновесие Брюллову помогает обрести неожиданно вернувшаяся из Италии Юлия Самойлова. В знаменитой картине «Портрет графини Юлии Павловны Самойловой, удаляющейся с бала с приёмной дочерью Амацилией Пачини» (второе название картины «Маскарад») Брюллов словно показывает: там, в глубине полотна, люди-маски, а здесь единственная живая, естественная, свободолюбивая Юлия Самойлова. 

Глинка свою благодарность Екатерине Керн выразил романсом «Я помню чудное мгновенье». В свое время эти стихи Пушкин посвятил матери Екатерины Анне Керн. 

В конце 1830-х годов Глинка вводит Брюллова в дом братьев Кукольников — Платона Васильевича и Нестора Васильевича. Они были интересными людьми, литераторами. Глинке и Брюллову ближе был Нестор, весьма способный писатель, умный, образованный человек, великолепно знающий музыку. Глинка часто с ним советовался. Нестор Кукольник тепло относился к Глинке, одно время, в период жизненных неурядиц, Михаил Иванович жил у него в доме, и, когда композитор заболел, Кукольник трогательно за ним ухаживал. 

В доме у Кукольников по нескольку раз в неделю собирались гости, иногда до пятидесяти человек. Там бывали Иван Андреевич Крылов, писатель и переводчик Александр Николаевич Струговщиков, в то время редактор «Художественной газеты», ученик Брюллова, известный карикатурист Николай Степанов, художник Яков Яненко. Приходил и Иван Константинович Айвазовский, который был к тому же замечательным музыкантом. Поставив скрипку на колено, как это делают народные исполнители, он играл песни и танцы крымских татар. 

Брюллову было интересно у Кукольников, особенно после двух часов ночи, когда все случайные люди уходили и оставалось человек десять. Они называли себя братией. Располагались на огромном диване, сделанном по эскизам Брюллова. Вот тут-то и начинались самые задушевные беседы обо всём: об искусстве, о жизни, о людях. Беседы сдабривались хорошим вином. Глинка часто пел свой любимый романс «В крови горит огонь желанья». Его высокий тенор звучал проникновенно и страстно, каждое слово было на месте, глаза светились божественным огнем. Он становился удивительно красивым. На одной из карикатур Николая Степанова — «Глинка за роялем» за спиной композитора изображены Платон Кукольник и Яков Яненко. За столом о чём-то толкуют Нестор Кукольник и Карл Брюллов. На столе — подсвечник, множество бутылок, рядом опрокинутый стул и группа беседующих. 

Иногда братия «расходилась», вино и шампанское делали своё дело. Глинка начинал забавлять приятелей. Он смешно представлял в лицах святочную хороводную песню «Заинька»: запевал, изображая заиньку, ходил среди круга, «приплясывал, топал ножкой, кланялся, а «братия» подпевала: «Заинька, походи, серенький, походи». 

В 1840 году Нестор Кукольник снимает отдельную небольшую 4-комнатную квартиру. Брюллов и Глинка часто приходят туда и днём. Кукольник и Глинка работают у рояля над музыкой к трагедии Кукольника «Князь Холмский». Брюллов в стороне рисует. Очевидно, тогда был задуман портрет Нестора Кукольника. Это один из прекраснейших портретов Брюллова по своей правдивости и умению создать многослойный, противоречивый характер. 

Здесь есть что-то от романтической возвышенной души — задумчивый взгляд, чистый лоб, на который падает свет. Кажется, губы вот-вот дрогнут в усмешке, в самой манере держаться есть известная доля позёрства. Удивительно схвачен образ: Кукольник талантлив, но поверхностен, дружит с настоящими творцами, но конечная инстанция для него — оценка сильных мира сего. Эта противоречивость объясняет и провал трагедии «Князь Холмский», оказавшейся откровенно слабой. Но то, что не сумел сделать Кукольник, сделал Глинка, написав прекрасную, искреннюю музыку. 

Брюллову нравилась атмосфера в доме Кукольников — естественная, раскованная, душевная. Когда в июне 1840 года простудившегося Брюллова навестил Александр Струговщиков, художник сразу оживился и спросил: «А нельзя ли этих уродов — Глинку и Кукольника — сюда. Жить хочется!» 

В 1842—1843 годах Россию посетил Ференц Лист. Великого музыканта интересовало самобытное искусство любой страны. Глинка и Брюллов довольно часто встречаются с Листом, слушают почти все его выступления, много беседуют. В 1843 году Лист пришёл на спектакль оперы Глинки «Руслан и Людмила». Михаил Иванович много рассказывал о работе над оперой в доме у Кукольника, показывал сочинённую музыку. Брюллов в известной мере был причастен к постановке «Руслана и Людмилы». Он набрасывал эскизы костюмов, фрагменты декораций, которые потом завершил художник Роллер. Когда же он услышал сделанную Листом транскрипцию «Марша Черномора», то был просто потрясён. 

В свою очередь Листу запомнился Брюллов. Встречи в дружеском кругу, рассуждения об искусстве и, видимо, работы Брюллова. Когда годы спустя в Риме Лист встретился со скульптором Николаем Александровичем Рамазановым, он спрашивал о Брюллове, называл его гением, просил кланяться при встрече и передать поклон в письме. 

Вот так в общении с музыкой прошла жизнь Брюллова. И как знать, если бы в этой жизни не было музыки, может быть, полотна Брюллова не поражали бы таким светом, сочными ароматными красками, ритмической энергией и красотой. Не случайно великий французский композитор Морис Равель сказал: «Если искусство перестаёт быть красивым, зачем оно».

"Наука и жизнь" /№11/ 2008 год/

Автор Жанна Дозорцева

К. БРЮЛЛОВ. «ВСАДНИЦА»

Русский живописец Карл Брюллов написал порт­рет в настоящую величину, изображающий де­вушку на лошади и девочку, которая на нее смотрит. Сколько помним, мы до сих пор не видели конного портрета, задуманного и исполненного с таким ис­кусством... Этот портрет выказывает нам живопис­ца, который высказывается сразу, и что еще важ­нее— гениального живописца». Такой и другие, не менее лестные, отзывы появлялись в итальянских газетах в 1832 году. Интерес и восхищение любите­лей искусства вызвала картина «Всадница. Порт­рет Амацилии и Джованины Пачини, воспитанниц графини Ю. П. Самойловой».

Сейчас полотно хранится в Государственной Тре­тьяковской галерее и по-прежнему собирает перед собой зрителей. В замысле художника счастливо соединились величавость парадного портрета и про­стота, поэтическая одухотворенность живых, непо­средственных характеров двух героинь.

Немногие знают историю создания и судьбу про­изведения. «Всадница» была написана в 1832 году, когда Карл Павлович Брюллов жил в Милане, на севере Италии. Близкий друг художника, состоя­тельная аристократка Юлия Самойлова заказала молодому мастеру портрет своих воспитанниц. Это были дочь и юная родственница умершего компози­тора Джузеппе Пачини. Того самого Пачини, чья опера «Последний день Помпеи» натолкнула Брюл­лова на тему знаменитой в будущем картины. Жи­вописец писал двух сестер на вилле под Миланом. В центре картины на горячем скакуне изображена Джованина Пачини. Лошадь горячится, но всадни­ца сидит прямо и гордо, уверенная в себе. Слева от юной амазонки — балкон, на который выбежала ее младшая сестра; в глубине — тенистый парк.

Изображенный на холсте лохматый пес помогает создать впечатление того, что в картине пространство развертывается не только в глубину, но существует и перед персонажами.

Картина была выставлена в Милане, а затем ее могли видеть среди других произведений искусства гости Ю. П. Самойловой. В 1838 году любовался портретом известный русский поэт и переводчик В. А. Жуковский.

В дальнейшем следы полотна надолго теряются. Ю. П. Самойлова обеднела, из Италии переехала в Париж и увезла с собой портрет воспитанниц. Она рассталась с ним в самом конце жизни, в 1875 году. Репин, находясь летом 1874 года в Париже, писал П. М. Третьякову о том, что «у какой-то графини Самойловой здесь продается несколько вещей К. П. Брюллова...». Но он не успел купить кар­тину.

Вторично произведение попало в поле зрения русских собирателей живописи в конце XIX века. Французский торговец картинами выставил «Всад­ницу», или «Амазонку», как ее еще называли, в Ака­демии художеств в Петербурге. В 1893 году П. М. Третьяков приобрел ее для своего знаменитого собрания русской живописи. С тех пор «Всадница» украшает залы галереи.

Сегодня, глядя на это произведение, понимаешь, как был прав итальянский ценитель искусства, назвавший молодого Карла Брюллова гениаль­ным художником только за один этот портрет. Мастер смело сочетает розовое платье девочки, бархатисто-черный цвет шерсти скакуна и белое одеяние всад­ницы. Брюллов дает сложную гармонию розово-крас­ных, синевато-черных и белых оттенков. Живописец как бы намеренно выбирает не сближенные, а кон­трастные, особенно сложные в живописи, сочетания. Зато каждый тон разработан мастером виртуозно, во множестве тончайших градаций. Живописный слой нигде не перегружен, и это усиливает звучание крас­ки на светлом грунте. Брюллов добился здесь осо­бой тональной гармонии. Небрежных, вяло написан­ных мест в портрете нет.

Когда была создана «Всадница», Карлу Брюлло­ву исполнилось тридцать три года. Впереди был триумф «Помпеи», серия знаменитых портретов современников, дружба с Пушкиным, Глинкой. Впе­реди была целая жизнь...

А. ПОГОДИНА