ЦВЕТОЗВУ́К (франц. audition colorée — "цветной слух") — понятие, которое использовал русский художник абстрактного искусства Василий Васильевич Кандинский (1866—1944) в своей теории психического воздействия красок, в частности в книге "О духовном в искусстве", изданной в 1911 г. на немецком языке (в 1902—1914 гг. Кандинский жил и работал в Германии).

В 1911 г. на Всероссийском съезде художников текст книги в форме доклада на русском языке зачитал футурист Н. И. Кульбин. Идеи психологического соответствия восприятия цветов и звуков в природе и искусстве не новы, они основаны на идентичной природе восприятия колебаний электромагнитного поля в акустическом и зрительном диапазонах.

Подобные аналогии символически толковались в истории культуры. Кандинский использовал также понятие "внутреннего звука", некой духовной вибрации, которую вызывает краска определенного цвета. В книге "О духовном в искусстве" Кандинский писал:

"Киноварь привлекает и раздражает, как пламя, на которое непременно жадно смотрит человек. Яркий лимонно-желтый цвет причиняет после известного времени боль, как уху высоко звучащая труба. Глаз начинает беспокоиться, не может долго выдержать воздействия и ищет углубления и покоя в синем или зеленом". При этом автор замечает, что ему представляется "более правильным говорить почти всецело о краске, а не о цвете, так как в понятие краски, кроме абстрактного цвета, входит и материальная ее консистенция".

Некоторые краски, продолжает Кандинский, воспринимаются бархатистыми (например, темный ультрамарин, зеленая окись хрома, краплак), другие — жесткими, колючими (зеленый кобальт).

"Наконец, слышание цвета так определенно, что не найдется, может быть, ни одного человека, который стал бы искать впечатления ярко-желтого на басовых клавишах рояля".

В другом литературном произведении Кандинский вспоминает свои детские впечатления от Москвы в предзакатный час:

"Солнце плавит всю Москву в один кусок, звучащий как туба... Розовые, лиловые, белые, синие, голубые, фисташковые, пламенно-красные дома, церкви — всякая из них как отдельная песнь — бешено зеленая трава, низко гудящие деревья, или на тысячу ладов поющий снег, или голые ветки и сучья, красное, жесткое, непоколебимое, молчаливое кольцо кремлевской стены..." И далее, о музыке Р. Вагнера: "Лоэнгрин же показался мне полным осуществлением моей сказочной Москвы. Скрипки, глубокие басы и прежде всего духовые инструменты воплощали в моем восприятии всю силу предвечернего часа, мысленно я видел все мои краски, они стояли у меня перед глазами... Каждое произведение возникает и технически так, как возник космос — оно проходит путем катастроф, подобных хаотическому реву оркестра, выливающемуся в конце концов в симфонию, имя которой музыка сфер".

О звучании красок писал французский поэт-символист А. Рембо, однако не менее важна эмоциональная связь слова, цвета и определенного настроения, которое могут вызвать в одних случаях конкретно-зрительные, а в других — отвлеченные образы. Именно так описывал дачную беседку с цветными стеклами В. В. Набоков:

"В небольших ромбах белых оконниц были разноцветные стекла: глядишь, бывало, сквозь синее, — и мир кажется застывшим в лунном обмороке, — сквозь желтое, — и все весело чрезвычайно, — сквозь красное, — и небо розово, а листва, как бургундское вино".