ВРЕМЯ В СТАРИННОМ НАТЮРМОРТЕ

Натюрморты XVII сто­летия предлагают внимательному зрителю проникнуть в чудесный мир, созданный живописцем из умело по­добранных предметов.

Есть разные виды произведений этого жан­ра, представляющие цветы, фрукты, животных, а также убранство стола скромные голландские «завтраки», роскошную фламанд­скую снедь, либо меланхолические картины «Vanitas», посвященные размышлениям о быстротечности жизни.

Мастера натюрморта стреми­лись передать в своих работах многообразие мира, в котором ка­ждое создание, будь то и неоду­шевленный предмет, цветок или кисточка винограда - обладает неповторимыми свойствами, до­стойными быть запечатленными на холсте. Это стремление вопло­тилось в виртуозной передаче фактуры - хрупкого прозрачно­го стекла, румяных ноздреватых булочек, истекающего соком раз­резанного лимона, запотелых ви­ноградин. Впрочем, свойства пред­мета не ограничиваются его внеш­ней формой, и живописцы XVII ве­ка, составляя композиции натюр­мортов, часто сообщали им смысл, в котором отвлеченные понятия получали воплощение с помощью определенной расстановки вещей. Одно из самых неизобразимых понятий - время. Как его пока­зать, изобразить? Старинные на­тюрморты позволяют судить о том, каким его представляли себе люди XVII столетия.

В большом «Натюрморте с фруктами», созданном голланд­ским живописцем Балтазаром Ван дер Астом в 1630 году, представ­лены цветы в вазе, насекомые, пти­цы и груда рассыпанных по столу фруктов. Мастер предельно вни­мателен к каждой детали — тща­тельно выписан орнамент на ва­зочке, капли росы на листьях пер­сика, прихотливый узор раковин и пятнышки порчи на фруктах. По замыслу автора, картина дол­жна быть наделена не только достоверностью, но и жизнью, шумной и подвижной: по опроки­нутой корзинке взбираются два попугая, над фруктами порхают бабочки и стрекозы. Более того, Ван дер Аст пожелал передать в натюрморте мгновение време­ни — один персик только что скатился со стола и падает: время здесь как бы остановилось.

Позднее, в середине XVII века, немецкий мастер Абрахам Миньон тоже увлекался передачей оста­новленного мгновения. Он изобра­зил несколько опрокидывающихся ваз с цветами. На одной из кар­тин - роскошный букет, гибну­щий из-за неосторожности руч­ной белки: зверек, привязанный на цепочке, зацепил ею за ножку вазы, из которой плещет вода, разлетаясь множеством брызг, а стебли цветов в падающем буке­те, кажется, переламываются на глазах у зрителя.

Натюрморт голландского живо­писца Питера Класа «Опрокину­тый кувшин и другие предметы на скатерти» лишен яркого декора­тивного эффекта, однако и здесь присутствует течение времени. Предметы неустойчивы: опроки­нуты серебряный стакан и боль­шой металлический кувшин с от­кинутой крышкой, разбит стек­лянный ремер — бокал для вина, разбросана скорлупа от орехов, небрежно брошены на стол щип­цы для снятия нагара - из них на белую салфетку высыпается пепел, а рядом - погасшая све­ча. Все подчинено замыслу худож­ника передать бытие предметов в утекающем времени, размышле­ния о вещи, постепенно изменяю­щейся и приходящей к концу: све­ча сгорает, бокал разбивается, от орехов остается лишь скорлупа. Предметы в этом натюрморте при­обретают роль символа — обозна­чения прошедшего времени. А рас­сыпающийся на глазах у зрителя пепел напоминает о бренности мира и человеческой жизни.

Тема непрочности мира особен­но волновала людей того време­ни. На то были свои причины - многочисленные войны и самая длинная - Тридцатилетняя, ча­стые эпидемии болезней. Размыш­ления о тленности земного бытия пронизывают литературу и изоб­разительное искусство XVII сто­летия и соединяются с представ­лением о времени как о быстро утекающих минутах, днях, годах. Любой предмет в потоке времени изнашивается и разрушается это непостоянство и выражают старинные натюрморты. Но не исчезала надежда на спасение - рядом со знаками бренности по традиции помещали предметы, которые могли выражать уверен­ность в победе вечности над вре­менем. «Вечность отменила вре­мя»,— сказал нидерландский поэт Иеремиас де Деккер. В натюр­мортах, посвященных теме брен­ности, такую надежду могло вы­ражать изображение бокала с вином, иногда увитого виноград­ной лозой,— это напоминало о та­инстве причастия, уповании на вечную жизнь души.

Разбитое стекло имело то же значение, что и пепел. Художни­ки XVI - начала XVII века не­редко представляли непостоянный земной мир в виде стеклянной сферы. В это же время большую популярность получили сборники эмблем. Каждая эмблема состоя­ла из гравированного изображения, например, мифологического персонажа, какого-нибудь расте­ния, животного, домашней утва­ри и так называемого «девиза», то есть краткого текста, тесно свя­занного с гравюрой, и поясне­ния, растолковывавшего иноска­зательный смысл эмблемы.

В 1617 году в Лейпциге был издан сборник Андреаса Бретшнайдера. На одной из гравюр в этой книге изображена любопыт­ная сценка: в центре - большая стеклянная сфера с заключенным внутри пейзажем. Она символи­зирует бренный мир и катится под уклон, подгоняемая смертью скелетом со стрелой и песочными часами в руках. Обгоняя сферу, из нее вылетает крылатый Хронос, олицетворяющий время. В одной руке он сжимает косу, в другой, поднятой вверх, держит стеклян­ный бокал, тут же разлетающий­ся на части.

В натюрморте Питера Класа тоже есть разбитый бокал-ремер. Не позаимствовал ли худож­ник эту деталь из эмблемы Бретшнайдера? Во всяком случае, зна­чение разбитого бокала у обоих художников одинаково. Изобра­жение ремера, который будто толь­ко что упал и частью рассыпался на осколки, встречается и в дру­гих натюрмортах, например, в «Завтраке с ежевичным пирогом» голландского мастера Виллема Класа Хеды.

В отличие от эмблемы Бретшнайдера, у Питера Класа и Виллема Хеды время невидимо, но, проходя, оно оставляет вполне зримые следы рассыпанный пепел, оплывший воск погасшей свечи, осколки разбитого бокала.

Эмблема - метафора, наоборот, позволяла увидеть время, обретавшее облик мифологического персонажа Хроноса. Изображе­ние из сборника Бретшнайдера сопровождает пояснительный текст, перекликающийся со стро­ками стихотворения: «Любезное Время улетает из мира!..» Старин­ные стихотворцы нередко обра­щались к времени как к вполне зримому  персонажу,  умоляя  его замедлить ход:

Мельканье дней, движенье лет...

Как будто бы крылаты,

Летят — и удержу им нет.

Эй, Время, стой! Куда ты?

(Симон Дах)

Старые мастера изображали повседневные предметы, принад­лежащие реальному миру, поэто­му в их картинах нет фантастиче­ских фигур вроде крылатого Хро­носа. Но все-таки и в натюрмор­те время можно представить зри­мо - в виде часов. На картине Хеды «Завтрак с ежевичным пи­рогом» справа помещены карман­ные часы, воплотившие в себе не­остановимый ход времени. В «На­тюрморте с золотым бокалом» П. Класа часы лежат на столе рядом с традиционными симво­лами бренности раковинами, представляющими пустую мерт­вую скорлупу, из которой давно ушла жизнь, и драгоценным куб­ком. В «Натюрморте с часами», ранее считавшемся работой ис­панского мастера Антонио Переды, часам отведена главная роль. Картина, мрачная даже по срав-нению с другими натюрмортами «Vanitas», трактующими тему краткости жизни, наделена осо­бым драматизмом. Здесь также присутствуют раковины, изъеден­ные червями орехи, хрупкие стек­лянные и керамические сосуды. В центре настольные часы на ножке, сделанной в виде фигурки фанта­стического персонажа - сатира.

Каждая деталь тщательно выпи­сана, но особое внимание живо­писец уделил часам. Единственным живым существом в застыв­шем мире, заполненном неподвиж­ными мертвыми вещами, кажет­ся этот маленький сатир: он упал на колено и склоняется под тя­жестью большого круглого цифер­блата, едва удерживая часы на плечах. Этот словно неожиданно оживший персонаж напоминает фигуры из сборников эмблем, та­кие, как Хронос или Смерть в виде скелета на гравюре Бретшнайдера.

В эпоху христианства многие античные персонажи получали иное истолкование, более соответ­ствовавшее запросам времени. Это коснулось и сатира — фантастиче­ского существа с человеческими головой, руками, туловищем и коз­лиными ногами. Получеловек-полуживотное, он был уподоблен дьяволу и смертному греху. Похо­жее значение сохранилось и в «На­тюрморте с часами»: тяжелый ци­ферблат — воплощенное время - неумолимо давит на плечи фигур­ки сатира, как на неисправимого грешника, склоняющегося к зем­ле. Изображение часов здесь при­обретает значение сложного ино­сказания — аллегории, смысл ко­торой был хорошо понятен сов­ременникам:

И все ж не сторонись

Тревожных откровений циферблата,—

В них тайну каждодневного заката

Нам повторяет жизнь:

Всю вереницу суток, солнц, орбит

Считает смерть, а время лишь растит.

(Франсиско де Кеведо)

Мир натюрморта XVII века скрывают от нас традиции позд­него времени, отказавшегося от сложного старинного иносказа­ния. Для того чтобы найти вход в этот мир, часто недостаточно одного лишь созерцания карти­ны ключ к разгадке хранят сборники эмблем, строки поэтов XVII столетия, получившего на­звание «золотого века» натюр­морта. Проникнув в замысел кар­тины, мы увидим воплощенную в красках мысль художника о бы­тии предмета в неостановимом потоке времени, возведенную до мысли о человеке и его судьбе.