ПТИЦЫ

ПТИЦЫ (др.инд. putras, лат. putus — "дитя, детеныш") — класс позвоночных животных, передние конечности которых преобразованы в крылья.

Благодаря способности летать птицы всегда были предметом зависти человека, мечтавшего так же свободно подниматься в небо, к свету и Солнцу, общаться с богами и видеть мир с высоты.

Полет птиц ассоциировался с вознесением души, очищением, обретением бессмертия в высших сферах.

В различных мифопоэтических традициях птицы выступают как непременный элемент религиозно-мифологической системы и ритуала, обладающий разнообразными функциями. Птицы могут быть божествами, демиургами, героями, превращёнными людьми, трикстерами, ездовыми животными богов, шаманов, героев; тотемными предками и т. п. Они выступают как особые мифопоэтические классификаторы и символы божественной сущности, верха, неба, духа неба, солнца, грома, ветра, облака, свободы, роста, жизни, плодородия, изобилия, подъёма, восхождения, вдохновения, пророчества, предсказания, связи между космическими зонами, души, дитяти, духа жизни и тому подобное.

Типология птичьих образов в мифах охватывает не только реально существующие виды Птиц, но и фантастических птиц (Анзуда в Месопотамии, Гаруды у индийцев, Симурга, Варагны у иранцев, летающего Танифы у маори, Руха у арабов, Страха-Раха, Стратим-птицы, Ноготь-птицы, Ворона Вороновича, жар-птицы в русской традиции), или существ гибридной природы (сфинкс, химеры, сирены, горгоны, Пегас, грифоны, анчутка и т. п.), обладающих признаками птиц (крылья, перья, умение летать).

Ранние изображения птиц, имеющие сакральный характер, относятся к верхнему палеолиту (наскальная живопись и предметы, так называемого, «мобильного» искусства). Для неолита характерны изображения (нередко в сочетании с солярными знаками над птицами) птичьих кортежей или симметричных «птичьих» композиций, вотивных повозок с птицами. На рельефе из VI слоя Чатал-Хююка изображены головы двух коршунов, охватывающих женские груди, под ними — обглоданные коршунами кости (тема жизни и смерти); на фресках VII слоя — стервятники с огромными крыльями и человеческими ногами, которые терзают безглавого человека; сравните также образ «коршуновзорой» горгоны, женщины с птичьим лицом у Гомера; птичьи черты бабы-яги, албасты и другие.

На мировом древе или древе жизни место птиц на его вершине. В качестве птицы мирового древа в каждой конкретной традиции обычно выступает наиболее царственная птица — чаще всего орёл, иногда обозначаемый как гром-птица (в сибирских шаманских традициях), реже некий обобщенный образ большой («главной») птицей, в отдельных случаях с фантастическими чертами. Птица на мировом древе обозначает верх и в этом смысле противопоставлена животным классификаторам низа — хтоническим животным, прежде всего змее; известно также противопоставление птиц. рыбам (в шумерском тексте «Дом Рыбы»), а у ряда сибирских народов — мамонту.

Многие мифологические и сказочные тексты, а также произведения изобразительного искусства изображают поединок птицы (орла) и змеи, в котором птица выступает как пернатый помощник бога (чаще бога грома, чьим воплощением в ряде сибирских традиций рассматривается гром-птица) либо непосредственно противостоит змее. Мотив подобного поединка нередко сохраняет следы поединка бога и его противника, тем более, что птица вершины мирового древа (по преимуществу орёл) в разных традициях соотносится с громовержцем: Зевсом, Юпитером, Индрой, Перкунасом и другими, но в реконструкции также увязывается с образом мирового древа.

В разных источниках встречается образ двух птиц, сидящих на вершине или верхних ветвях мирового древа справа и слева от вертикали ствола. В этих случаях птицы соотносятся с солнцем и луной, и вся схема может быть понята как род космологической модели. Две птицы в кроне дерева (иногда одна из них темная, другая светлая) символизируют тьму и свет — два проявления небесной стихии. Такие композиции известны и в архаичном типе загадок о космосе, мировом древе или древе жизни. Вместе с тем в ритуальном плане эта пара птиц воплощает собой идею плодородия, благополучия, богатства, птицы выступают здесь как своего рода стражи богатства и гаранты правильности совершения ритуала.

Противопоставления птицы и змеи означают противостояние неба и земли, солнечных и хтонических (подземных) сил. Точно так же птицы в ветвях "Мирового дерева" означают "верхний мир", а рыбы в корнях дерева — "нижний мир". Такие изображения встречаются в книжных миниатюрах и на каменных рельефах XII—XIII вв.

Изображение птицы на вершине столпа означает соединение духа и материи — алхимический символ Солнца.

Трансформацией образа птицы на мировом древе является и сказочный мотив: в награду за спасение птенцов в гнезде на дереве (дубе) от змея Орёл, Ворон Воронович, Ноготь-птица выносят героя из подземного царства, где он добыл живую воду, на землю. Инверсией этого мотива можно считать индейский миф о разорителе орлиных гнезд, находящий параллели в некоторых евразийских сюжетах (у кетов, обских угров): герой разоряет гнездо орла (ворона, попугая ара и других хищных птиц) и добывает огонь. В этом же ряду стоит распространённый среди народов северо-восточной Азии и у американских индейцев мифологический сюжет, где чудесное средство (огонь, свет, солнце и т. п.) добывает сама птица — орёл или ворон, выступая в этом случае как демиург (впрочем, известны версии в тунгусских мифологических представлениях, в которых ворон действует как исполнитель воли или двойник творца) или культурный герой, а также как первопредок.

Демиургическими функциями наделены также орёл и другие птицы, выступающие или как творцы вселенной (земли), или как родоначальники данной культурной традиции. Более специализирована роль в творении земли некоторых водоплавающих птиц (гагара, нырок, утка и т. п.); широко распространена версия ныряния птицы (иногда многократного), поднятия ею со дна мирового океана ила, глины, из которых и возникает земля. В китайской традиции, по другой из версий, Цзянь-ди проглатывает два яйца, снесённые ласточкой, и рождает основателя иньцев Ци. В Полинезии известен миф о божестве, которое в виде птицы спускается в воду и кладёт яйцо, давшее начало Гавайским островам. На островах Тихого океана распространён мотив птицы — посланца бога, оплодотворяющей камень или дерево, из которых возникают живые существа. Птицы иногда выступают и как «вторичный» демиург или как помощник человека при «втором» творении.

Широко распространены представления о птицах, как о первопредках, тотемах племени. Пережитки фратриального тотемизма у австралийских племён сохраняются не только в мифологии, но и в названиях фратриальных объединений (фратрии Белого и Чёрного какаду, Клинохвостого орла и Ворона, Эму и др.); у тлинкитов на северо-западном побережье Северной Америки имелось две фратрии — волка и ворона; в первую входили роды орла и пингвина, во вторую — ворона, гуся, филина.

Существовали и племенные «птичьи» тотемы (в Африке известно племя с тотемическим названием «попугай»). «Птичья» тема отражается и в половом тотемизме (в австралийском племени курнаи тотемом мужской части считалась птица крапивник, в женской — синешейка). У дравидов тотемной птицей был воробей, у италийцев — дятел. В литературе высказывается мнение о тотемическом происхождении образа голубя в древнееврейской традиции, развитием которой является, видимо, и христианская тема голубя. Показательно, что в качестве тотемов выступают и «хорошие» («божьи») птицы (голубь, орёл, лебедь, аист и т. п.) и птицы, которые, по крайней мере, во многих традициях квалифицируются как «плохие», несущие угрозу, пророчащие беду и т. п. (ворон, сова, филин, воробей и т. п.), а также «непромысловые» птицы, мелкие птицы (типа синешейки и крапивника).

В ряде традиций орел выступает как «первоцарь» и учредитель иерархии, а также как эмблема власти, в частности царской (перья орла, как атрибут и символ власти и роль изображений орла в геральдике). С другой стороны, орёл нередко начинает жреческую (и шаманскую) традицию (орлиные атрибуты шамана в ряде сибирских и африканских традиций: когти, перья, крылья и т. п.). Как шаманские птицы известны также гагара, чайка, гусь, ворон, филин, сова.

Весьма распространенным как в древних (Египет, Двуречье, Греция, Китай), так и во многих современных традициях является представление о душе в виде птиц. Обские угры считали, что у человека несколько душ: одна из них «уходящая вниз по реке душа» может принимать вид трясогузки, синицы, сороки, ласточки и др.  Другая птица — «сонная» душа (приходящая к человеку только во сне) предстаёт в виде «птицы сна» — глухарки, изображение которой помещается на детских колыбельках. Образ души-птицы в ряде случаев перекликается с образом птицы-вестника смерти. В одном из гимнов «Ригведы» изображается отчаяние человека при виде голубя, ходящего по очагу: человек знает, что он умрёт. Как вестник смерти и символ души голубь выступает и в христианской традиции, а также у некоторых народов Средней Азии, североамериканских гуронов и др. В качестве символа души птицы выступают у эвенков, алтайцев, якутов, индейцев бороро в Южной Америке и др. Иногда дифференциация шла ещё дальше: у тлинкитов душа утонувшего ребенка воплощалась в морскую утку; душа младенца, задушенного матерью во время сна, — в сову и т. п. (у ряда американских племён птица — душа в раю или средство перенесения души в рай).

В мифах, сказках, народных песнях, сфере гаданий, примет, суеверий отмечено огромное количество примеров превращения в птиц богов, героев, людей.

Древнегреческая мифология полна историями о страшных птицах и о превращении людей в птиц. Дионис превратил миниад (дочерей Миния) в птиц. Скилла, дочь мегарского царя, также превратилась в птицу. Фракийский царь Терей в наказание за прелюбодеяние был превращен в удода. Его жена Прокна — в ласточку, а их сын Итис — в фазана. Грозными существами являются грифы, гиппогрифы, сирены. В виде орла выступают Зевс и Дионис; позднее с головой орла изображался евангелист Иоанн. В греческой мифологии известно также превращение Зевса в лебедя (при соблазнении Леды), Плеяд — в голубей,  Алкионы — в зимородка. Римский бог лесов Пик был превращён в дятла за то, что отверг любовь Кирки.

Для Древнего Египта характерно обилие птичьих изображений на знаменах, гербах и т. п. (сокол, чибис и др.) и образов богов-птиц. Был широко распространён культ сокола (или ястреба), бывшего формой воплощения Гора и его ипостасей. Сокол с распростёртыми крыльями был в Древнем Египте символом неба, воплощением бога Монту и считался священной птицей (в частности, олицетворением фараона). Священным считался и ибис, воплощение бега Тота (убийство ибиса, как и сокола, каралось смертью). В Карнаке коршун рассматривался как ипостась богини Мут. «Птичью» кодовую версию, повествующую с борьбе сокола и змей, имеет и тема соперничества божественных братьев Гора и Сета. В виде голубя — духа, который охранял Осириса, иногда изображалась Исида.

В шумеро-аккадской мифологии птичьи черты имели Иштар, Адад, Ашшур, Тиамат и другие божества. В Древней Персии складывали легенды о бессмертной птице Симург. Божество езидов Малакитауз изображалось в виде птицы, похожей на павлина. Почитание священных птиц было широко распространено в древнем Китае. Бог Шанди, приняв образ божественной птицы (ласточки), чудесным образом зачал сына, ставшего родоначальником иньцев. Ацтеки вели происхождение бога Уицилопочтли от птички колибри (он изображался как человек с зелёным оперением на голове). Птичьи ипостаси и метаморфозы широко известны в сибирском ареале. Некоторые сыновья финно-угорского бога Нуми-Торума почитались в виде птиц (лебедя, гуся, ястреба). Особенно широко представлены подобные превращения в фольклоре.

Герой русских былин Вольга, охотясь на лебедей и уток, превращается в сокола. Сказочные девицы после купания обращаются в лебедиц, утиц или голубок (иногда это связано с утратой своей одежды и облачением в птичью). В птиц (сов, сорок и т. п.) могут обращаться и ведьмы, колдуны, злые духи.

Вместе с тем птицы и боги, герои, шаманы, люди связаны друг с другом не только возможностью метаморфоз, но и как атрибуты, символы, священные животные, с одной стороны, и их обладатели, повелители, хозяева — с другой (связь Аполлона с лебедем и вороном, Афродиты — с лебедями и воробьями, Афины, Гермеса, Асклепия, Марса — с петухом, Юноны — с гусями и т. д). В индийской традиции Вишну изображался с птицей, Кришна — с павлиньим пе-ром; в свите Брахмы был гусь, а в свите его жены Сарасвати — лебедь или павлин.

В живописи итальянского Возрождения (Рафаэль и др.) распространен образ мадонны со щеглом — символом страстей, опалённости (такую же символику имеет и королёк).

Связь богов, жрецов, людей с птицами проявляется и в мотиве проповеди (или беседы) среди птиц (тибетская легенда о Будде, беседующем с птицами, проповедь святого Франциска птицам, получившая отражение в произведениях средневековой европейской живописи).

Понимание птичьего языка в мифологии и фольклоре приписывается обычно персонажам, которые особенно близки к природе, часто обладают магической властью над нею. Во многих сказках герой понимает язык птиц, которые дают ему мудрые советы.

Мифопоэтические связи птиц и человека иногда завуалированы или вовсе оттеснены в пользу других ассоциаций образа птиц (американская версия о превращении птицы и камня, являющихся потомством солнца и луны, соответственно в женщину и мужчину, которые и стали производителями человеческого рода; птица как передатчица откровения, отождествляемая с высшей мудростью, воплощение облаков, огня, солнца, громового раската в иранской традиции).

Птице отведена значительная роль в ритуалах, праздник встречи весны, приуроченный к прилету первой весенней птицы, «открывающей» весну, землю, плодородие (в восточнославянской традиции характерна связь птиц с вырием, заморской райской страной); выпускание птиц на волю, печенье ритуальных «птиц» из теста «жаворонки» и т. п.  Исключительное место среди ритуальных миметических танцев занимают «птичьи» танцы: «утиный» танец, танцы орла и индюка у американских индейцев, русский вариант весеннего хоровода — «вутица», литовская детская игра «уточка», «журавлиные» танцы в Греции и др.

Огромное количество образов и мотивов связано с птицей в книжном животном эпосе (курочка Пинта и петух Шантеклер в «Романе о Ренаре»), в баснях, аллегориях, фаблио, апологах, в средневековых «Физиологах», в загадках, сказках и пословицах.

Птичья тема широко представлена в символике и эмблематике.

Существует предположение о происхождении формы креста из обобщенного изображения птицы с распростертыми крыльями.

Интересным произведением искусства каменного века (ок. 20 тыс. до н. э.) являются так называемые мезинские "птички" — костяные фигурки из Мезина (Верхнее Приднепровье) с крыльями, похожие на птиц. Их высота — около 6 см. На спине они имеют гравированные изображения — треугольники, которые идентифицируют в качестве знаков женского чрева, источника жизни. Подобные крылатые фигурки можно определить как "женщины-птицы", а близкие им с явно выраженными фаллическими элементами —изображениями "человека вообще".

У древних славян изображение женской фигуры с птицей в руках означало: Мать — сыра земля.

Птица символизирует стихию воздуха, так же как утка воду, а конь — огонь.

В светском искусстве Византии красавиц сравнивали с "голубкой" и "ясным соколом".

Изображения хищных птиц, терзающих зайца, рассматривали в качестве аллегории беззащитности.

Птицы, чаще всего голуби, пьющие из чаши, — символ вечной жизни, даруемой христианством.

В византийских и древнерусских легендах рассказывается о райских птицах Гамаюн ("Говорун") и Алконост с лицом человека.

С 1749 г. во Франции издавалась 36-томная "Естественная история" Ж.Л.Л. Бюффона (1707—1788) с множеством гравированных иллюстраций. На Французской фарфоровой мануфактуре в Севре с 1752 г. изготавливали сервиз из более чем сотни предметов с росписью "Птицы Бюффона".

Изображения птиц, в том числе скульптурные, например в творчестве Й. И. Кендлера, были всегда популярны в искусстве фарфора, а также в росписи и вышивке тканей. Так, шелковой тканью "с куропатками" были обиты стены "Куропаточной гостиной" в Большом Петергофском дворце и во дворце Царского Села близ Петербурга.

Большое значение в мифопоэтических представлениях имеют образы и связанная с ними символика отдельных птиц.

АЛКИОНА (греч. alkios — "зимородок") — в древнегреческой мифологии — одна из плеяд, дочь Атланта, возлюбленная Посейдона.

Другая Алкиона — дочь фессалийского царя Эола, жена Кеика. Когда муж не вернулся из морского путешествия, Алкиона в отчаянии бросилась в волны. Она была превращена богами в птицу — зимородка. Кеик превращен в чайку.

В изобразительном искусстве образ Алкионы-зимородка символизирует супружескую верность.

ВОРОН

ВОРОН, ВОРОНА — в народных представлениях нечистые и зловещие птицы. Как и другие птицы семейства вороновых (галка, грач) они объединены сходными поверьями и названиями. Воронье, гаиворонье, гаи, галь, галье, чернь — собирательные названия всех этих птиц в целом. Ворон— вещая птица. Он живет сто или триста лет и владеет тайнами: предсказывает смерть, нападение врагов, в былинах дает советы героям, в сказках указывает зарытый клад, в песнях приносит матери весть о гибели сына и т.п.

Ворона — символ ловкости, хитрости, коварства, всеядности, воровства, распространения молвы (так же как сорока). Впрочем, семантика образа вороны весьма различна: в Японии она — вестник и спутник (богов), образ сыновнего почтения; в Греции — носительница плохих вестей, но символ долголетия, в Индии — вестник смерти, во Франции и Италии — птица, приносящая несчастье; у ирокезов — даритель зерна. В ряде традиций ворона — превращенная женщина (в греческой мифологии дочь фокидского царя Коронида). В ряде индейских традиций у вороны отмечаются черты громовой птицы (ее карканье ассоциируется с громом, блеск глаз — с молнией).

Ворон, широко распространён в мифологических представлениях, обладает значительным кругом функций, связывается с разными элементами мироздания (подземным миром, землей, водой, небом, солнцем), что свидетельствует о глубокой мифологической семантике этого персонажа. Она обусловливается некоторыми универсальными свойствами Ворона как птицы, в частности резким криком и черным цветом. Само слово «ворон» в большинстве языков этимологизируется как указание либо на крик Ворона (иногда звукоподражательно — в романо-германских, кельтских, палеосибирских, венгерском, ацтекском наименованиях), либо на его окраску (в т. ч. в балто-славянских, арабском, китайском языках). Чёрный цвет Ворона часто воспринимается как приобретённый от соприкосновения с огнём или дымом, в силу наказания бога и т. п.

Птицы этого семейства имеют черную окраску и противопоставляются добрым, кротким и святым птицам, в особенности голубю, как зловещие, хищные и нечистые, что находит отражение в представлениях о птичьем облике душ людей, в христианизированных легендах о всемирном потопе и т.д. С другой стороны, на противопоставлении белого (или пестрого) и черного (безобразного) оперения строится комизм ряда сказок о вороне.

Народные представления отчетливо выявляют дьявольскую природу  птиц семейства вороновых. Так, Ворона считают черным оттого, что он создан  дьяволом.  В Вороне видят нечистую силу. Черт может принимать облик черного Ворона или вороны. В образе Ворона черт летает ночью по дворам и поджигает кровли. Верят, что черти в виде ворон слетаются и кружат над домом умирающего колдуна, чтобы помочь выходу его души из тела. Души злых людей представляют в виде черных Воронов и ворон. Считают, что ведьму можно определить по черному Ворону, сидящему на ее доме.

Ворон воспринимается как медиатор (главным образом в северных мифологиях) между летом и зимой (он неперелётная птица), сухим и влажным, солёной и несолёной влагой (связь Ворона или созвездия Ворона с сухим сезоном почти универсальна, сухостью в некоторых мифологиях мотивируется «голос» Ворона; как посредник между водой и сушей он участвует в мифах о потопе; создавая «сушу», Ворон достаёт горсть земли со дна моря; он добывает воду и делает реки, причём пресную речную воду он иногда берёт у хозяев солёного моря).

Библейского происхождения легенда о Вороне, проклятом или наказанном Богом или Ноем за то, что, выпущенный из ковчега, чтобы узнать, кончился ли потоп, он не вернулся назад. Древнейшее сюжетное упоминание о Вороне в вавилонском эпосе Гильгамеше связывает его с мифом о всемирном потопе: Утнапиштт посылает из ладьи (на которой спасается от потопа) последователь в ласточку, голубя и Ворона, чтобы узнать обнажилась ли суша. Первые две птицы возвращаются, не найдя сухого места, а Ворон не возвращается — свидетельство того, что он обнаружил сушу. В библейском описании потопа, восходящем к вавилонскому, Ворон не вернулся, а посланный за тем голубь прилетел с листом оливы, то есть в полном отличии от вавилонской версии Ворон выступает как дурной вестник, а голубь как хороший. Эта же трактовка становится ярче в поздний еврейской (постбиблейской) и мусульманской традициях (Ной проклинает Ворона, делает его чёрным, благословляет голубя). Ворон, бывший когда-то белым, как снег, и кротким, как голубь, стал черным, кровожадным и обречен питаться падалью. С представлением о воронах и галках как нечистых птицах связан запрет употреблять их в пищу.

Хищность связывает в поверьях Ворона с волком. Существует примета: кто поет в лесу и увидит Воронов, наткнется на волка. Карканье Воронов, пролетающего над стадом, предвещает скорое нападение волка на стадо. Согласно польской легенде, вороны и галки произошли из щепок, когда дьявол создавал волка, вытесывая его из дерева. В разных версиях сказочного сюжета “Братья-вороны” братья превращаются в Воронов, ворон или в волков. Как и других хищных птиц, убитого Ворона или ворону вешают в хлеву или конюшне для отпугивания злых духов (черта, ведьмы, домового, ласки), чтобы они по ночам не мучили коней или коров. Убитых ворон вывешивают также на полях для отгона воробьев.

В народном восприятии Ворон связывается с кровопролитием, насилием и войной. О кровожадности свидетельствует его крик, передаваемый возгласом “кровь, кровь!”. Чтобы ружье било без промаха, охотники смазывали его дуло кровью Ворона. Стаи Воронов и ворон воспринимались в прошлом как предвестники нападения татар. Мотив крови присутствует и в легенде о вороне: ворона хотела пить кровь, капавшую из ран распятого Христа, за что Бог проклял ее, отчего клюв ее по краям навеки получил кровавый цвет.

Для поверий о Вороне характерен также мотив кражи. Согласно поверью, человек станет вором, если съест сердце или мясо Ворона. Мотив кражи представлен в легенде, в которой Ворон или ворона уличает перед Богом святого Петра в краже коней криком: “Украл!”, в отличие от кукушки, кричавшей “купил!”. С кражей коней связывается и сон о вороне. По другой легенде, вороной стала девка, обвинявшая своим криком Христа в краже. Считают, что ворона своим карканьем “украли!” или “крал! крал!” обличает вора или предсказывает кражу. В ответ на ее карканье, чтобы отвести от себя подозрение, следовало сказать: “Я не крал, я за свои гроши куплял!” Тот же мотив представлен и в проклятиях: “Няхай над тым варонне кракаець, хто украу!” В связи с этим о человеке, подозреваемом в воровстве, говорят: “Над ним ворона каркает”.

Народные представления выявляют связь птиц семейства вороновых со смертью и миром мертвых. Хтоническая символика Ворона представлена в раннем арабском свидетельстве ал-Масуди. Он описывает славянского идола в виде старца с посохом, которым тот извлекает из могил останки умерших. Под левой ногой его помещены изображения Воронов и других черных птиц, под правой — муравьев.

Предание о падале, по гипотезе К. Леви-Строса, способствует тому, что Вороне функционирует в мифах как культурный герой: падаль — уже не животная, но и не растительная пища, поэтому Ворон олицетворяет некий компромисс между хищными и травоядными, противопоставление которых друг другу оказывается в конечном итоге смягчением фундаментальной антиномии жизни и смерти. Поэтому Ворон воспринимается как медиатор между жизнью и смертью.

В похоронных причитаниях смерть залетает в окно черным  Вороном.  Ворон предсказывает скорую смерть. Широко распространены приметы о том, что если Ворон каркает над головой путника, пролетает или каркает над домом, над двором, над селом, над лесом или над кладбищем, садится на крышу, на трубу, бьет крыльями в окно, каркает в селе, на крыше дома, перед домом или на церкви,— значит, путник или кто-то в доме или в селе скоро умрет. Приметой смерти и различных несчастий часто служит и крик ворон, реже — галок и грача. Во сне черный Ворон и каркающая ворона тоже сулят смерть. Для охотника или рыболова, отправляющегося на промысел, крик Ворона означает неудачу. Поэтому охотники избегают упоминания Ворона и называют его “верховым” или “курицей”.

Как трупная птица чёрного цвета с зловещим криком Ворона хтоничен, демоничен, связан с царством мёртвых и со смертью, с кровавой битвой (особое развитие получает мотив выклёвывания Вороном глаз у жертвы), выступает вестником зла. Поскольку Ворон в поисках пищи копается в земле, он связывается и с нею; как всякая птица, Ворон ассоциируется с небом. Связь Ворона с этими тремя сферами определяет то, что он (это особенно видно в палео-азиатской мифологии и индейцев Северной Америки мифологии) наделяется шаманским могуществом и, в частности, выполняет посреднические функции между мирами — небом, землёй, загробным (подземным или заморским) царством, являясь, таким образом, медиатором между верхом и низом.

Ворон обладает сокровищами и богатством. Он охраняет клады, спрятанные в земле. В одной белорусской сказке рассказывается, как наследники в поисках денег раскопали могилу скупой помещицы и обнаружили Ворона на груди у покойницы, похороненной вместе с подушкой, куда она спрятала деньги. Ворон вынимал из подушки деньги и клал ей в рот, но людям не дал прикоснуться к деньгам. Верят, что в гнезде Ворона хранятся невидимые богатства: золото, серебро и драгоценные камни. Насобирав много золота и серебра, Ворон золотит себе голову и хвост. Известно поверье о злом духе в облике черной птицы — вороны или грача, который крадет и носит своему хозяину богатство за то, что тот держит его за печью, гладит, кормит яичницей и не выбрасывает его помета. В белорусской быличке белая ворона помогает ведьме отбирать молоко у чужих коров.

Взаимосвязь Воронов и муравья, отмеченная в свидетельстве ал-Масуди, выявляется и в народной традиции, но здесь отношения между ними носят враждебный характер. По народным представлениям, Ворон старается вывести птенцов в марте или в феврале, пока муравьи еще не вышли из земли, иначе они поедят его птенцов. С этим представлением связана сказка о состязании муравья с Вороном (или вороной) в том, кто из них сильнее и сможет нести тяжесть такой же величины, что и он сам. На кон каждый поставил собственных детей, и поэтому проигравший Ворон, чтобы не дать, согласно условию, своих детей на съедение муравью, выводит птенцов заблаговременно.

Совсем другие свойства вороны выявляют сказки о животных и некоторые малые фольклорные жанры — поговорки, анекдоты. В них на первый план выставляется глупость вороны, что делает ее комическим персонажем. В сказках глупость вороны сочетается с хвастовством и тщеславием. Она хвалится перед орлом красотой своих детей и просит их не есть. Орел же, увидев самых безобразных из птиц, съедает именно воронят. Ворона меняет свои перья на белые и хочет смешаться с голубями, однако те ее прогоняют, но и стая ворон тоже не хочет принять ее назад. Так же и Ворон, надевший лебединые или павлиньи перья, оказывается распознанным, ощипанным и опозоренным. Ворона падка на лесть: схваченный ею рак расхваливает ее, и польщенная ворона раскрывает рот, роняя добычу. Она не способна отличить свои яйца от подброшенных соколихой или кукушкой, и в результате соколенок съедает воронят или кукушонок бьет и изгоняет ворону. Ворона ленива и нерасторопна (не случайно вороной называют разиню) и поэтому на устроенных птицами выборах прозевала (проворонила) все начальственные должности (царя, губернатора, исправника и т. п.) и осталась не у дел. Карканье вороны, нашедшей лепешку навоза, комически обыгрывается в народных шутках. Летом она кричит: “Гувно!”, а зимой, сидя на мерзлом навозе,— “Калач, калач! Ни укалупиш!”

Умение подражать человеческой речи, а возможно и долголетие, способствовали возникновению представлений о Вороне как о мудрой вещей птице (его связь с загробным миром). Наряду с этим (особенно в северных мифологиях) Ворон воспринимается как посредник между мудростью и глупостью (он — «мудрый» шаман и плут-трикстер, попадающий впросак или совершающий «безумные» поступки).

Ворон является медиатором между мужским и женским началом (его попытки изменить пол, «выйти замуж», и т. п., сопоставимые с шаманством превращённого пола). Выступающий в мифах как существо двойной антропозооморфной природы, Ворон выполняет медиативную функцию между человеческим и животным. Участие Ворона в основных мифологических оппозициях способствует его роли как «серьёзного» культурного героя и одновременно шутника-трикстера. Как культурный герой Ворон осуществляет медиацию в оппозиции природы и культуры.

Ворон — центральный персонаж в мифах некоторых народов Северной Азии и Северной Америки, прежде всего у палеоазиатов чукотско-камчатской группы (чукчи, коряки, ительмены) в Азии; у северо-западных индейцев (главным образом тлинкиты, но также хайда, цимшиан, квакиютль), северных атапасков и отчасти эскимосов (повидимому, в результате заимствования) в Америке. В этих мифологиях Ворон выступает как первопредок — демиург — культурный герой, могучий шаман, трикстер (ительменок. - Кутх, корякск.- Куйкынняку, чукот. - Куркыль, тлинкитск.- Иелъ). Он фигурирует в двух ипостасях — антропоморфной и зооморфной, и типологически близок тотемическим первопредкам двойной антропозооморфной природы в мифологиях других американских индейцев и австралийцев. Его деятельность в мифах отнесена ко времени мифического первотворения что, в частности, делает возможным сочетание функций «серьёзного» культурного героя и плута-трикстера в одном персонаже.

В мифах о творческих и культурных деяниях Ворона мотивы у палеоазиатов (как культурный герой Ворон выступает прежде всего у чукчей) и в Северной Америке в основном совпадают. Ворон создаёт свет и небесные светила, сушу и рельеф местности, людей и зверей; он добыл пресную воду у хозяев моря, раскрасил всех птиц (а сам превратился из белого в чёрного), положил начало рыболовству. Эти мотивы можно считать древнейшими, созданными в период генетического единства или длительных контактов предков палео-азиатов и индейцев Северной Америки. Однако последним не известен палеоазиатский миф о Вороне, который вместе с другой птицей (зимушкой или куропаткой) пробил клювом небесную твердь, добыв таким образом свет (но в обеих мифологиях есть мифы о похищении небесных светил в виде мячей у их злого хозяина ради создания света); а палеоазиатам не знакомы североамериканские рассказы о том, как Ворон добился от хозяйки прилива регулярной смены прилива и отлива и о том, как он добыл огонь (у чукчей Ворон создаёт сакральный инструмент для добывания огня). Существование этих различных, но типологически близких мотивов, возникших самостоятельно в каждом из регионов, подчёркивает общность мифологической семантики Ворона.

Прежде всего как первопредок и могучий шаман Ворон выступает в фольклоре коряков и ительменов. Он патриарх «вороньего» семейства, от которого произошли люди; у него большая семья, и он защищает своих детей от злых духов, помогает в устройстве их браков; а сами брачные приключения его детей суть символическое выражение возникновения и правил организации и функционирования социума (установление дуальной экзогамии через отказ от кровосмешения, установление «брачных связей» с существами, персонифицирующими природные силы, от которых зависит хозяйственное благополучие социума).

Вокруг Ворона и его семьи объединён почти весь повествовательный фольклор коряков и ительменов. Такая «семейная» циклизация отличает палеоазиатский фольклор от фольклора северо-западных индейцев, циклизованного «биографически» — в нём преобладают мифы о «героическом» детстве Ворона и о его странствиях: в Северной Америке Ворон — прежде всего культурный герой, а не «патриарх», хотя и здесь имеются представления о нём как о первопредке. Так, он часто выступает как тотем или родовой эпоним, считается родовым или фратриальным предком. С оппозицией фратрий, очевидно, связано его противопоставление другой птице (лебедю, гагаре, орлу, голубю, один из представителей семейства «вороньих» выступает в оппозиции к орлу в Северной Австралии, он также является и трикстером) или зверю (обычно волку). В частности, у северо-западных индейцев и у некоторых групп атапасков племя делится на фратрию Ворона и фратрию волка или орла.

В отличие от мифов творения, рассказы о проделках Ворона-трикстера не совпадают по мотивам в палеоазиатском и североамериканском фольклоре, но типологически идентичны. Исключение составляют повествования о мнимой смерти Ворона и о его попытках переменить пол, представляющие пародию на некоторые стороны шаманизма (аналогичные истории рассказывают и о других трикстерах). Таким образом, «трикстерский цикл» о Вороне возник, повидимому, позже, чем мифы творения.

В палеоазиатском фольклоре Ворон-трикстер и прожорлив, и похотлив, но его основной целью является утоление голода. В Северной Америке похотливость приписывается другому трикстеру — Норке, а для Ворона характерна только прожорливость. Разница проявляется также в том, что у палеоазиатов Ворон-трикстер действует на фоне общего голода, постигшего всю его семью; в Северной Америке состояние голода — специфическая черта самого Ворона, возникшая, по мифу, после того, как он съел коросту с кости.

Ворон-трикстер готов на любой коварный обман, часто торжествует, но бывает и одурачен. Если он выступает как представитель семьи (что прежде всего характерно для палео-азиатской мифологии), его трюки удаются, когда они направлены против «чужих», и проваливаются, когда Ворон действует в ущерб «своим», нарушает физические или социальные нормы (покушается на коллективные запасы пищи, меняет пол, пренебрегает половозрастными принципами разделения труда, изменяет жене). Трюки Ворона противостоят нормальной социальной деятельности его детей, «дополнительны» ей, воспринимаются как паразитарная форма поведения и являются шутовским дублированием, пародийным снижением его собственных деяний как культурного героя и могучего шамана. Там, где Ворон действует вне семейного фона, что характерно и для палеоазиатского и для северо-американского фольклора, его трюки имеют переменный успех. В этом случае он часто пытается удовлетворить свои нужды за счёт других подобных антропозооморфных существ; у палеоазиатов это лиса, волк и др., в Северной Америке — баклан, медведь-гризли, орёл, также волк.

В средневековой христианской традиции Ворон становится олицетворением сил ада, а голубь — рая, святого духа, христианской веры (крещения). Так же интерпретация опирается, как на еврейскую традицию, отражает иудаистское деление животных на чистых (голубь) и нечистых (ворон), так и на дохристиански-мифологические представления народов Европы, в которых Ворон имеет отчётливую хтоническую характеристику и фигурирует как птица, приносящая несчастье. Появление Ворона на левой стороне дома было дурной приметой, во время сева его появление предвещало неурожай, встреча двух воронов в воздухе — войну.

В древнеирландской, и особенно древнескандинавской, литературах (восходящих к фольклору и отражающих дохристианскую мифологию) Ворон иногда обладает железными когтями и клювом, есть и образ одноглазого Ворона, что характерно для хтонических существ. Ворон фигурирует в описаниях битв, предвещает гибель героев. Скандинавского верховного бога Одина связанного с царством мёртвых и войнами, сопровождают две мудрые вещие птицы — вороны Хугин и Мунин Ворон.

В античной мифологии Ворон (или ворона) сопровождает богов и героев, связанных с небом и солнцем, с культом земледелия, с войной и подземным царством: Кроноса (и римского Сатурна), Аполлона, Афину (шлем Афины имеет вид ворона), Асклепия. Имеется много упоминаний о мудрости Ворона. Согласно Овидию , Аполлон узнаёт от Ворона об измене любимой им нимфы и в горе делает его чёрным. По преданию Ворон предсказывает смерть Цицерона и др. Вместе с тем отчетливой хтонической характеристики античный Ворон не имеет.

Поверья о том, что Ворон приносит несчастье, зафиксированы в Северной Африке, Передней, Южной и Восточной Азии.

В Древнем Китае ворон был солярным символом; лишние солнца, убитые стрелком И, мыслились как Ворон.

Демоническим персонажем Ворон, является в русских сказках Ворон Воронович.

ГУСЬ

Гусь в космогонических представлениях и соответствующих мифах нередко выступает как птица хаоса, но вместе с тем и как творец вселенной, снесший золотое яйцо — солнце (образ великого Гоготуна в египетской мифологии).

В ряде языков понятия солнца и гуся передаются сходными языковыми элементами.

В Китае гусь связан с небом и с принципом ян; рассматривается как талисман, помогающий любви в браке.

В гностической традиции гусь — воплощение святого духа, символ предусмотрительности и бдительности.

В средние века в Европе верили, что гуси являются ездовыми животными ведьм.

В ряде сибирских традиций известен «гусиный дух», ведавший судьбой.

К идее бессмысленной глупости отсылает тема эзоповой басни об убийстве гуся, кладущего золотые яйца.

ЖУРАВЛЬ

ЖУРАВЛЬ (греч. geranos; лат. grus) — птица отряда журавлеобразных.

В Древнем  Египте близкую породу птиц этого семейства называли ибисом.

В Китае журавля почитали наравне с Фениксом. Считали, что журавль живет более тысячи лет и "постоянно проявляет странный интерес к человеческим делам". Поэтому журавль —  символ долголетия, посланник богов, посредник между небом и землей. Он уносит души умерших на Запад. В китайской мифологической традиции журавли переносят по воздуху ангелов, сопровождают умерших.

В традиционном искусстве Китая и Японии журавлей изображают рядом с другим символом долголетия — сосной, кипарисом, хризантемой.

В надгробиях этих птиц представляют с распростертыми  крыльями, как бы осеняющими душу умершего.

Журавль также — солнечный символ. Вышивки на одеждах с изображением белых, синих, желтых журавлей означают пожелание счастья, долголетия, преуспевания в делах.

Белые журавли населяют Острова Блаженных.

В Древней Греции с юмором изображали сражения  журавлей с племенем пигмеев.

Прилет журавлей возвещает  весну, поэтому журавль — атрибут богини земледелия Деметры. Как истребитель змей и солнечный знак — атрибут бога Аполлона.

В западноевропейской иконографии XVII—XVIII вв. журавль, по аналогии с аистом, — олицетворение бдительности.

Журавль в некоторых традициях выступает как вестник плодородия, приносящий дождь.

В буддизме журавль символизирует зиму.

Согласно распространённым в Индонезии поверьям, журавль рождается из скалы, омываемой морскими волнами.

В христианстве журавль символ доброй жизни, верности, аскетизма.

ИНДЮК

Индюк (индейка) в ряде традиций символ глупости, чванства, напыщенности, всего внешнего, показного, но и гордости, высокомерия, иногда — неудачи.

По одному из индейских мифов, когда земля была создана, но еще не затвердела, индюк, предупреждённый, что на землю садиться нельзя, был послан осмотреть её; однако, устав, он сел на полужидкую поверхность, стал бить крыльями, чтобы взлететь снова, и сделал весь рельеф земли неровным, образовав долины, холмы, горы.

У индейцев майя индюк — распределитель дождя.

ЛАСТОЧКА

ЛАСТОЧКА (церк.-слав. ластовица, ластуна, ластица; родств. лит. lakstyti — "летать", lakstus — "быстрый" и слав. laska — "любовь, нежность").

Символика ласточки в изобразительном искусстве разных культур связана с тем, что эти птицы улетают зимовать на юг и возвращаются ранней весной. Поэтому ласточка символизирует весну, веру, удачу, надежду, любовь.

Плутарх упоминает египетский миф о превращении богини Исиды в ласточку, она отправляется искать тело убитого и разъятого на части мужа Осириса.

В крито-микенском искусстве изображения ласточек встречаются в связи с культом "Великой Матери" богов.

Ласточка, как и голубь, и воробей, считалась атрибутом богини любви и красоты Афродиты.

В античной поэзии ласточку воспевали в качестве символа весны, женской грации.

Согласно поверьям, найденный в желудке молодых ласточек красноватый камень хелидон (греч. chelidona, лат. hirundo — "ласточка") приносит счастье и избавляет от болезней.

В Китае голос красавицы сравнивают с "щебетаньем ласточки", а город Пекин называют "ласточкиным" (обозначается иероглифом, изображающим ласточку) из-за обилия гнезд этих птиц, приносящих удачу.

В Средневековье считали, что ласточки зимуют на море внутри раковин, а легкий полет птиц сравнивали с "кроткими душами, готовыми к покаянию и ищущими небесное вдали от земных благ".

Ласточка, прилетающая из-за моря (в русской загадке «сам мал, а за морем бывал»), связана с иным миром, со смертью, выступает как посредница между смертью и жизнью, далёким, чужим морем и близкой, своей землёй. Отсюда и другой круг связанных с ней ассоциаций: Ласточка, влетающая в окно,— к смерти; Ласточка пролетающая под коровой,— к крови вместо молока, и др.

В рыцарской геральдике изображение ласточки —мерлот — означает младшего сына, еще не имеющего своей земли.

Ласточка — чистая, святая птица, наделяемая женской символикой.

Ласточка и голубь — любимые Богом птицы. Своим пением ласточка славит Бога. Щебетание ее воспринимается как молитва: “Святый Боже, святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас”. В народной легенде о распятии Христа ласточки, в отличие от воробьев, старались избавить его от мучений: кричали “умер, умер!”, похищали гвозди, вынимали колючие тернии из тернового венца Христа и носили ему воду. Оттого гнездо ласточки под крышей обеспечивает дому счастье и благодать, и большой грех разорять ее гнездо, убивать ее или употреблять в пищу.

Ласточка считается одним из воплощений Иисуса Христа (в христианской символике обращающиеся с молитвенной просьбой к богу уподобляются Ласточкам, которые всегда голодны и страждут; молодая Ласточка — символ жажды духовной пищи).

Ласточка— вестник добра, счастья, начала, надежды, положительного перехода, возрождения, утра, весны, солнечного восхода, прилежания, домашнего уюта, отцовского наследия.

Если ласточка бросит гнездо, вся семья в доме вымрет. Убивший ласточку не будет иметь счастья в разведении скота, а разоривший ласточкино гнездо сам лишится крова или ослепнет, на лице у него появятся веснушки или короста, умрет мать или кто-либо из домашних, сдохнет корова, у коровы пропадет  молоко или она будет доиться кровью.

В некоторых местах считают, что гнездо ласточки оберегает дом от пожара и что ласточка спалит дом обидчику, разорившему ее гнездо: недаром у нее есть красное пятно, словно от ожога. Встречается также примета, что девушка скоро выйдет замуж, если ласточка совьет гнездо на ее доме, вьется возле окон или залетит к ней в дом. Если ласточки и голуби летают возле дома, когда в нем справляют свадьбу, молодые будут счастливы в супружестве.

Ласточка — вестница весны. Говорят: “Ласточка весну начинает, а соловей кончает”. В песнях ее называют ключницей, так как она приносит из-за моря золотые ключи, которыми отмыкает лето и замыкает зиму. Мотив Ласточки, приносящей весну (или день), обнаруживается в многочисленных веснянках, колядках и соответствующих весенних ритуалах (в весеннее празднество в Греции — «ласточкины песни», дети ходят из дома в дом, щебеча, словно Ласточка, и славя весну), получивших отражение и в искусстве (изображение прилета ласточки на греческой пелике Евфрония конца 6 в. до н. э. сопровождается текстом:«Смотри, Ласточка!»; «Да, Ласточка, клянусь Гераклом»; «Вот она! Уже весна»). Существуют также пословицы, поговорки, приметы:  «Кто при первой ласточке умоется молоком, бел будет»; «Ранние Ласточки— к счастливому году»; «Высоколетающие Ласточки— к вёдру».

В народной символике ласку и ласточку сближают мотивы прядения и ткачества. Согласно белорусской легенде, Ласточка украла у Божьей Матери клубок ниток и ножницы. В ее крике слышат слова “Крути нити!”, а в загадках раздвоенный хвост Ласточки уподобляется мотовилу, с помощью которого разматывают нитки пряжи в клубки: «Шило мотовило пол небеса уходило», «Шитовило-битовило по-немецки говорило»

В греческом мифе о двух сестрах Прокне и Филомеле боги превращают Филомелу в Ласточку, Прокну — в соловья. Звуки, издаваемые Ласточкой, объясняются именно тем, что Терей, муж Прокны, вырезал Филомеле язык.

Ласточка часто выступает, как символ болтливой женщины.

Многочисленны примеры, когда Ласточка выступает как символ опасности, непрочности и ненадёжности жизни, счастья, уюта. Эти символические значения образа Ласточки получают развитие в литературе и искусстве вплоть до современности (у Мандельштама: «Слепая ласточка в чертог теней вернётся на крыльях срезанных» — о забытом слове, которое необходимо сказать).

ЛЕБЕДЬ

ЛЕБЕДЬ (праслав. olbodь; связано с лат. albus, греч. alphos — "белое пятно") — изящная птица с белым оперением и длинной, гибкой шеей в античности считалась символом единства двух стихий — воздуха и воды, а также благородства и чистоты.

В мифопоэтической традиции образ Лебедя тесно связан с Афродитой, Аполлоном, Зевсом, Ледой, Орфеем, Брахмой, Сарасвати и др., со святыми, например с шотландским святым Катбертом, обычно изображаемым на скале в святой земле в обществе Лебедя и выдры.

Кикн (греч. Kyknos — "лебедь") — имя многих персонажей древнегреческих  мифов. Зевс, чтобы приблизиться к доверчивой Леде, выбрал образ белоснежного лебедя. Эта птица считалась "солнечной" не только в Элладе, где она была связана с культом Аполлона, но и в древнем Китае.

Единоборство лебедя и змеи символизирует победу Солнца над тьмой подземного царства. В Гомеровских гимнах восхваляется голос поющего лебедя. Выражение "лебединая песня" (последнее и лучшее творение художника) восходит к драме Эсхила ("Агамемнон", 458 г. до н. э.), в которой упоминается пророческий дар птицы Аполлона, знающей о своей близкой кончине и издающей мощные трубные звуки. Одна из наиболее разработанных и освоенных литературой мифологем — умирающий Лебедь, который в минуту смерти взмывает вверх, навстречу небу и солнцу, издаёт последний крик и мертвый, низвергается в воду.

Лебедь, олицетворяющий женскую грацию, — атрибут богинь Афродиты и Артемиды. На лебеде восседает Аура, нимфа легкого ветерка.

Согласно древним поверьям, в лебедя вселяются души умерших поэтов. Образ Лебедя выступает как символ поэта, певца и высоты поэзии («Лебедь» Р.Державина, «Царскосельский лебедь» В. А. Жуковского). Эта символика в своей основе связана и с представлением о способности души странствовать по небу в образе Лебедя, выступающего как символ возрождения, чистоты, целомудрия, гордого одиночества, мудрости, пророческих способностей, поэзии и мужества, совершенства, но и смерти. В связи с этим особенно важно противопоставление в мифе и сказке белого и чёрного Лебедя жизнь — смерть, добро — зло. Нередко тёмные силы маскируются образом белого Лебедя, вслед за этим обычно следует их разоблачение (пословица о лебедях, оказавшихся гусями, как актуализация мотива обманутых обещаний, неподлинности, лживости). Противопоставление этих начал нередко реализуется в орнитологическом коде — Лебедь и ворон (игра в ворона преследующего лебедей, а также австралийский миф о том, как горные вороны бросали свои перья на раненых лишённых перьев братьев, превращая их в чёрных Лебедей), Лебедя и совы, Лебедя и ласточки.

Изображение лебедя — пожелание легкой смерти; лебедь сопровождает  муз Эрато и Клио.

Широко использовался образ Лебедя в фольклоре (при описании женской красоты) и в поэзии, где углубляются традиционные образы (тема царственности и смерти в «Лебеде» Р. М. Рильке) или строятся новые (Лебедь как символ протеста против низкой действительности у Ш. Бодлера).

В сказках народов мира, в частности в германском эпосе, рассказывается о способностях девушек превращаться в лебёдок и снова принимать прежний вид.

Огромная популярность сказочного сюжета, имеющего варианты о метаморфозе Лебедя в девицу и девицы в Лебедя. Лебедь оставляет на берегу одежду из перьев, обладающую магическими свойствами, и в виде девицы купается в озере (море); прекрасный юноша похищает одежду, девица не может вернуть себе свой прежний облик и становится женой юноши, ставя ему некое условие табуистического характера; юноша случайно нарушает табу, его жена обретает одежду из перьев, превращается в Лебедя и улетает в своё царство, за море, унося с собой весну, солнце, плодородие.

Народных сказаниях существа особой красоты, обольстительности и вещей силы. По первоначальному своему значению они суть олицетворения  весенних,  дождевых облаков; вместе с низведением преданий о небесных источниках на землю лебединые девы становятся дочерьми Океан-моря и обитательницами земных вод (морей, рек, озер и криниц). Таким образом они роднятся с русалками.

Лебединым девам придается вещий характер и мудрость; они исполняют трудные, сверхъестественные задачи и заставляют подчиняться себе самую природу. Имя "лебедь", употребляемое в народной речи большею частью в женском роде, означает, собственно: белая (светлая, блестящая); такое коренное его значение впоследствии подновлено постоянным эпитетом: белая лебедь.

Одна из наиболее любопытных старинных былин содержит в себе рассказ о том, как богатырь Поток женился на вещей красавице, которая впервые явилась ему на тихих морских заводях в виде белой лебеди. Однако трудно простому человеку с умной женою, так и Поток не совладал с вещей женкой, упустил Лебедь Белую, Авдотью Лиховидьевну.

Девы-птицы встречаются во многих других сказках, и везде им равно придается вещее значение и необычайная мудрость; они исполняют трудные, свыше сил человеческих, задачи и заставляют себе подчиняться самую природу.

В одной сказке эти мифические девы прилетают белыми лебедушками, а в других героиней выводится премудрая Лебедь-птица, красная девица, или Лебедь-королевна такой чудной красоты, что ни око не видело, ни ухо не слышало, и не сыскать подобной ей ни за лесами, ни за морями.

В одной румынской рождественской колядке «лебединая» девица требует от юноши, чтобы он совершил путешествие на небо и добыл брачный венец и птицу, которая пела бы на их свадьбе; святой Василий в раю одаривает юношу, и тот возвращается к деве-Лебедю. Сюжет брака человека с животным (птицей) распространен у многих народов, он нашел отражение и в ряде фольклорных образов (царевна-лебедь, герой, превращающихся в Лебедя, например, в ряде русских сказок, и т. д.) и в именослове («лебединое» имя Сванхильд в скандинавских мифах, а также имя Кикн).

Иногда Лебедь выступает в качестве тотема, якуты вели своё происхождение от девицы-Лебедя, бурятские роды Шарят и Харят — от брака шамана с девицей -Лебедем, небесный владыка австралийских аборигенов Байаме происходил от рода чёрных Лебедей.

У ряда персонажей греческой мифологии Лебедь связан и с солнцем так, в «Тайттирия-брахмане» некий риши (мудрец) силой своего знания превращается в золотого Лебедя, летит на небо и соединяется солнцем.

Предсмертный крик лебедя связывался с мучениями распятого Христа, а белизна птицы сравнивалась с чистотой Девы Марии. Однако лебедь не только символ чистоты, грации, изящества.

В средневековых бестиариях упоминаются бесстрашные лебеди, вступающие в сражение с орлами. Духовное рождение популярного героя Средневековья — рыцаря Лоэнгрина — связано с легендой о "рыцаре Лебеде". В ней рассказывается о том, как Эльзам, дочь герцога Брабантского, пытались насильно выдать замуж за ее опекуна Фридриха Тельрамунда. Весть о том, что благородная, чистая дева (лебедь) попала в беду, достигла короля Артура и его рыцарей. Героем, который должен за нее сразиться, избирают Лоэнгрина, сына Парсифаля. Лоэнгрин готов сесть в седло, но приплывает белый лебедь, влекущий по волнам челн. Течение уносит челн с Лоэнгрином в море, лебедь поет песнь и кормит рыцаря в пути гостией. Они приплывают к устью Шельды, в Антверпен. Там "лебединый рыцарь" побеждает Фридриха и освобождает деву (серия шпалер на сюжеты другой "Истории рыцаря Лебедя" выткана в брюссельских мастерских в начале XVI в.). С именем Лоэнгрина связано название Лотарингия.

"Лебедем" именовали человека, через которого Св. Грааль действовал в материальном мире. В рыцарской символике изображение лебедя — знак посвящения в тайну Св. Грааля (в иной версии германской легенды сыном Парсифаля и "лебединым рыцарем" называется Лоренгель). Лебедь изображен на гербах городов Булонь-сюр-Мер на севере Франции и Цвикау в Саксонии. В 1440 г. был основан духовно-рыцарский "Лебединый орден" (в 1843 г. преобразован в благотворительную организацию).

Мифологические значения Лебедя клишируются в геральдике и (шире) в поэтической символике произведений прикладного искусства (Лебедь как знак поэта; Лебедь под лавровым деревом; Лебедь, поющий при веянии ветерка; Лебедь, поющий на гробнице; два Лебедя у кипариса, к которому прислонена лира; Лебедь, падающий в воду, и молния; Лебедь на водах; Лебедь и орёл, от которого он отворачивается, и т. п.).

Древние греки называли Лебедем (греч. Kyknos) одно из созвездий Млечного пути северного полушария неба, поскольку эта птица посвящена богу солнечного света Аполлону.

У славян "лебедем" (от изогнутой формы лебединой шеи) именовали также изогнутую рукоять ворота (позднее — лебёдка) и кружку с длинной выгнутой ручкой для разливания святой воды.

Лебедь — атрибут французской императрицы Жозефины, супруги Наполеона Бонапарта. В спальне императрицы в замке Мальмезон изголовье кровати оформлено в виде лебединых шей (Жакоб-Демальте по рисунку Ш. Персье и П. Фонтена).

Локотники кресел в форме плавно изогнутых лебединых шей — характерная черта русской мебели первой трети XIX в.

В отдельных случаях образ Лебедя приобретает редкие значения. В кетском мифе Лебеди выступают как вестники весны и тепла.

Образы Лебедя и «лебедь-девицы» популярны в искусстве символизма и «модерна» в 20 в.— в иллюстрациях А. Матисса.

ОРЁЛ

ОРЁЛ (др.-русск. орьлъ, родств. праслав. оrьlъ: др.-прусск. arelie, греч. aetos) — птица, которая, согласно поверьям, летает выше других птиц, поднимается к самому Солнцу, может не мигая смотреть на него и даже соединиться со светилом. Поэтому в древних культурах орел олицетворял стихию воздуха и был солярным (солнечным) знаком.

Орел, орлица, символ небесной (солнечной) силы, огня и бессмертия; одно из наиболее распространённых обожествляемых животных — символов богов и их посланец в мифологиях различных народов мира.

Типологически наиболее ранний этап культа Орла отражён в тех мифологиях, где Орел выступает в качестве самостоятельного персонажа (первоначально, вероятно,— тотемистического происхождения).

Свидетельства обожествления Орла в качестве особого предмета культа (Казг, «Орел-бог») известны в древней центральной и северной Аравии. Сохранение в этом ареале древних семитских (или даже общесемитских) представлений прослеживается при сопоставлении с угаритским мифоэпическим преданием о Данниилу и его сыне Акхате. Мотив отламывания крыльев у Орла объединяет угаритский эпос с древнемесопотамским, где львиноголового священного Орла Анзу (АНЗУД) должны одолеть сражающиеся с ним боги.

В Древнем  Египте орел символизировал Солнце, огонь, воздух, ветер и скорость.

В Месопотамии посланником небес, посредником между небом и землей считали львиноголового орла Анзу (аккадск. Anzud — "Буря-Ветер"). Согласно мифу, божество войны Нинурта отнимает у птицы Анзу "таблицы судеб", похищенные у бога Энлиля. Поэтому символом Нинурты также является орел.

В Древней Месопотамии Орел был символом божества войны шумерской Нинурты (Нингирсу), в Древней Греции — Зевса (изображение Зевса в виде Орел на Крите), в Риме — Юпитера.

В искусстве Древнего Египта головы сокола или орла становились атрибутами многих божеств. Олицетворением города Пе (или Деп, греческое название Буто), расположенного в Нижнем Египте, в западной части дельты Нила, помимо кобры было миксантропическое существо с головой орла. Это существо считали божественным предком правителей города.

Золотой орел служил навершием боевых штандартов персидского войска при Дарии I (522—486 гг. до н. э.). Изображения орла помещали на египетские монеты эпохи Птолемеев.

В Древней Греции орел олицетворял силу, верховную власть, поэтому он стал атрибутом Зевса, верховного божества и громовержца (отсюда вера в то, что в орла никогда не попадает молния). Как и Гермеса, орла почитали вестником богов.

Подобно птице фениксу, орел мог омолаживаться: подлетая к солнцу, он сжигал свои крылья, а затем падал камнем вниз и троекратно погружался в воду, чтобы родиться заново. Этой легендой объясняются изображения орлов на христианских купелях для крещения и на капителях средневековых храмов.

Древние римляне изображали орла с молниями в когтях — "громовыми стрелами" в качестве атрибута Юпитера, бога неба, света и грозы. Со времени консульства Гая Мария (104 г. до н. э.) орел (лат. aquila) стал воинским знаком римских легионов. После кончины царей во время сожжения их тел в небо выпускали орла, что символизировало восхождение души в божественные сферы. Одна из легенд рассказывает, как Александр Македонский достиг неба в корзине, несомой двумя орлами. Здесь отражена роль орла как хозяина небес, о том, как Александр Македонский хотел взойти на небо, но орел не пустил его туда.

Древние шумеры, а затем греки и римляне видели в одном из созвездий экваториальной части неба контуры этой птицы. От латинского слова aquila ("орел") произвели aquilo ("северный, северный ветер") и aquilus ("темный, темно-коричневый"), а также aqua ("вода"). Связь орла с олицетворениями вод и водных потоков подтверждается кельтским названием птицы erlaf, которое в древности было топонимом многих рек.

Изображение орла в качестве символа неба встречается в древнеамериканском искусстве.  В древнекитайской мифологии с созвездием орла связан герой Ню Лан. На орле летает Будда. В скандинавской мифологии орел — атрибут верховного божества Одина.

Орел является благоприятным знаком, знамением богов. Согласно легендам, эта птица появилась в небе при основании Рима. После падения Трои орел сопровождал путешествие Энея в Италию, с востока на запад, "вслед звездам". Затем, по преданию,орел двести с лишним лет пребывал на краю Европы, а когда император Константин Великий в 330 г. н. э. основал Константинополь, столицу Византийской империи, божественная птица совершила обратный перелет, с запада на восток, против видимого движения звезд, чтобы осенить деяние императора. Эта легенда ожила в строках "Божественной комедии" Данте:

С тех пор как взмыл, послушный Константину,

Орел противу звезд, которым вслед

Он встарь парил за тем, кто взял Лавину,

Господня птица двести с лишним лет

На рубеже Европы пребывала,

Близ гор, с которых облетела свет;

И тень священных крыл распростирала

На мир, который был во власть ей дан...

(Рай. VI, 1—8) Перевод М. Лозинского

В последующих главах Данте излагает аллегорический смысл происхождения геральдического имперского орла. В истории искусства происхождение необычной птицы с двумя головами объясняется принципом симметрии в изображении объемных форм на плоскости и только во вторую очередь связывается с имперской символикой. Среди геральдических изображений встречаются и одноглавые, и двуглавые орлы. Византийской императорской  эмблемой и позднее гербом Москвы как Третьего Рима стал двуглавый орел. С 1433 г. двуглавый орел был гербом императоров Священной Римской империи. После распада империи в 1806 г. на гербе Австрии появился одноглавый орел в короне из трех башен, в одной лапе у орла молот, в другой — серп и разорванные цепи. С 1804 г. "римский" орел изображался на штандартах императора Наполеона Бонапарта, и французские знамена стали именовать орлами. Происхождение геральдических орлов, символизирующих силу, власть, зоркость, смелость, связывают с древними восточными представлениями о "славе Божьей".

Орел, явленный пророку Иезекиилю, является символом евангелиста Иоанна и одним из «четырёх апокалиптических зверей», а в светской эмблематике — атрибутом правосудия, зрения (в аллегории пяти чувств), гордыни,  воплощением божественного откровения, слова, полета мысли.

В христианской иконографии происходило постепенное примирение древней языческой символики с новыми нравственными и религиозными идеями.

На кафедрах, лекториумах устанавливали хитроумные механизмы: "орлы-автоматы".

Полет орла стали рассматривать как символ Вознесения Христа, поединок орла со змеем или драконом — символ борьбы Христа и антихриста. В христианском"Физиологе" дается новая трактовка легенды об омоложении орла от солнца и воды. При этом греческое название птицы aetos производится от aei — "всегда, вечно". Далее говорится:

"Найди мысленный источник — Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: „Меня покинули, источник воды живой“, и поднимись на высоту солнца правды, Иисуса Христа... и погрузись трижды в вечный источник, во имя Отца, Сына и Святого Духа... И исполнится на тебе пророчество Давида: „Обновится, как у орла, юность твоя“".

Согласно этой аллегории в средневековом, и в частности в византийском искусстве, помимо императорских двуглавых орлов изображали одноглавых в качестве символа триумфа веры, духа над плотской природой человека. Иногда подобные изображения сопровождаются девизом: «Solinvictus" (лат., "Солнце непобедимое").

Орел с кольцом в клюве означает (по одной из версий) единство духовной и мирской власти. В алхимии кольцо в клюве орла символизирует высвобождение духа из первоматерии.

В тайнописи масонов изображение двуглавого орла в одной короне и с мечом, который птица удерживает горизонтально двумя лапами, читается согласно девизу: «Deus meum que jus" (лат., "Бог и мое право"). Среди геральдических изображений встречаются и трехглавые орлы (с двумя головами на развернутых крыльях). Сопоставляя немецкие слова Adler ("орел") и Adel ("дворянство"), средневековые иконографы и герольды объясняли идею единения дворянства под защитой имперского орла, откуда происходят многие аллегорические композиции. В то же время орел — олицетворение гордыни, одного из "семи смертных грехов", и зрения, одного из "пяти чувств". Геральдические орлы часто встречаются на изделиях из металла, керамики, стекла, в частности в испано-мавританской и итальянской майолике XV—XVI вв.

Коронованного орла можно видеть у основания обелиска, воздвигнутого в Риме в 1585 г. в центре площади перед собором Св. Петра. Орел помещен над львами, входящими в эмблему Папы Римского Сикста V из семьи Перетти, по велению которого поставили обелиск.

Орел и дракон являются эмблемой знатного итальянского рода Боргезе. Изображение орла и дракона можно видеть на пилонах, обрамляющих вход на виллу Боргезе в Риме.

По углам постамента Александровской колонны в Петербурге расположены необычные двуглавые орлы без корон и царских гербов на груди. Они свидетельствуют о тайне сложения власти императором Александром I в 1825 г.

Орёл — особо почитаемая, божья птица, царь птиц и владыка небес. Большинство мотивов, связанных с орлом в народной традиции, имеет книжное происхождение. Орла считают старшим и главным среди птиц. В белорусской загадке орел наделен царскими и божественными атрибутами: «Под дубом райским, под крыжом царским два орлы орлують, одно яйцо балують» (Крещение). В песенных текстах орел как царь и хозяин устраивает свадьбу птиц. Согласно поверью, все орлы происходят от царей.

Орел связан с небесными стихиями и управляет ими. У южных славян распространено поверье об орле как предводителе градовых туч. Он борется с тучей, отводит ее от полей и спасает урожай. Поэтому убивать орла запрещено, а нарушившему этот запрет грозят страшные кары. Родственна этим представлениям русская загадка о туче: «Летит орлица по синему небу, крылья распластала, солнышко достала». В заговоре орел изображается мечущим молнию: «Летелорел из Хвалынского моря... кинул громову стрелу во сыру землю». Поверье приписывает орлам способность посещать небесный мир.

Еще одно мифологическое свойство орла — его необыкновенное долголетие. Он живет дольше всех птиц и обладает способностью омоложения: когда наступает старость, он улетает на край света и, искупавшись там в озере с живой водой, снова обретает молодость.

Книжное происхождение имеет поверье о том, что в гнезде орла находится волшебный камень — «орлов камень», или «огневик», который защищает от огня, болезней и всякой порчи. Украинцы верят, что в гнезде орла всегда имеются деньги.

У финнов, самодийских народностей, якутов, тунгусо-маньчжурских народов и других народов Сибири культ Орла был связан с представлением его в виде помощника или олицетворения шамана (откуда обычные изображения Орла на шаманской одежде) и культурного героя. Одним из главных подвигов Орла как культурного героя в мифологиях Евразии (особенно Сибири) и Северной Америки является похищение им света или помощь, оказанная им людям в добывании огня. В мифе индейцев йокутов и моно Орел помогает койоту высоко поднять украденное тем солнце и повесить его на востоке. У якутов Орел связан с легендой о принесении им огня; при некоторых обрядах врачевания ритуал высекания огня мог совершать только человек, чьим предком был Орел.

К. Леви-Строс в исследованиях по мифологиям индейцев Северной и Южной Америки называет основным миф о разорителе гнезда Орла. Согласно этому мифу, герой — молодой человек поднимается на дерево, чтобы разрушить гнездо Орла, в южноамериканских мифах — попугая ара (или другой дневной хищной птицы). Когда он потревожил птенцов, Орел вступает в переговоры с героем и предлагает ему средство для добывания огня. В других вариантах того же мифа герой с самого начала выступает защитником детей Орла.

По мифу индейцев кроу, жил некогда человек, который мальчиком, играя, упал в огонь и обжёг половину лица. С горя он решил уйти из дома. Сверхъестественные помощники рекомендовали ему попросить помощи у Орла, и тот обещал помочь герою при условии, что он защитит его птенцов от водных духов. Герой согласился, и Орел при вел его к солнцу, чьи дети вылечили его с помощью волшебного зеркала. В знак благодарности индеец обучил их разным играм и вернулся к Орлу. Вскоре он убил мифическое водное существо, поедавшее птенцов Орла. Когда дети Орла подросли, они отвели героя домой.

Этот миф известен не только у народов современной, но и в древней Америке, ацтекская легенда об основании Теночтитлана, где, с одной стороны, говорится об Орле, сидящем на кактусе, который рос над камнем (до сих пор Орел, кактус и камень входят в герб Мексики), с другой же стороны, повествуется о поисках дерева, с помощью которого добывается огонь. Аналогичные мифы известны у народов Западной и Южной Сибири — кетов (енисейских остяков, васюганских хантов, тофов тофаларов).

Важнейшее совпадение между кетским и американскими индейскими мифами о разорителе гнезда Орла состоит в том, что они являются мифами о происхождении огня, о получении его героем от Орла (попугая, другой птицы или иногда ягуара), обитающего со своими детьми на вершине мирового дерева. Миф имеет далеко идущие аналогии в мифологии древней Месопотамии, в частности в комплексе мифов, реконструированных по ряду позднейших отражений и практически совпадающих с американско-сибирским вариантом.

Согласно шумерскому мифу о Лугальбанде, правителе Урука, Орел Анзуд в благодарность за помощь его птенцам передал Лугальбанде такие свои качества, как быстрота передвижения, способность достичь любого места. Этот миф можно считать ранней литературной обработкой одного из шумерских вариантов мифа о разорителе (защитнике) гнезда Орла. В мифе о Гильгамеше описано дерево, в ветвях которого Орел Анзуд в гнезде поселил своего птенца. После того как Гильгамеш срубил дерево, Орел переселился в горы (позднейший мотив переселения Орла в горы известен из аккадского эпоса).

Другой вариант мифа о разорителе гнезда Орла, близкий к кетскому, отражён в шумерском тексте, описывающем, как дети Орел Анзу ведут Нинурту на тот свет (в преисподнюю).

К ближневосточным трансформациям того же мифа (косвенно отраженного и в сказочном фольклоре многих народов, в том числе и славян) можно отнести и грузинскую легенду, по которой Орел в преисподней пожирает детей грифа: когда царевич убивает Орла, благодарный гриф вывозит царевича из преисподней.

В идентичных чукотском и эскимосском мифах жена Орла является одновременно женой Ворона (аналогии в птичьих мифах о Зевсе). У неё двое детей — орлёнок и воронёнок. Орел запрещает детям летать в опасную для них сторону, но они трижды нарушают запрет, и на третий раз орлёнка похищает чужой Орел (мотив раздвоения с Орлом). Орлу удаётся вернуть сына только с помощью Ворона, который у восточных палеосибирских народов обычно выступает как добыватель огня или света.

В мифах орла противопоставляли ворону и коршуну. В древнегреческой мифологии орел похитил для Зевса красавца Ганимеда (в раннем варианте мифа сам Зевс оборачивается орлом). Именно орел как символ наказания, ниспосланного с небес, терзал печень несчастного Прометея, прикованного к скале.

Противопоставление Орла и ворона характерно для некоторых североамериканских индейских, североазиатских (в особенности якутских) и австралийских мифов. У индейцев хайда, цимшиан (и некоторых других) в Северной Америке известно деление на фратрии Орла (или волка) и ворона (что подтверждает тотемический характер соответствующих мифов). У тлинкитов фратрия Йеля связывается с вороном, фратрия Канука — с Орлом (или волком). По мифу хайда, Ворон, украшавший птиц в своём доме, устал и оттого сделал Орлу плохой клюв. Обратная ситуация представлена в юкагирском предании, согласно которому чёрный цвет ворона объясняется тем, что его клевал Орел. Дуалистический миф якутов противопоставлял светлое божество Хомпорун Хотой — прародителя людей и Орла главе верхних злых духов Хара Суорон — прародителю воронов и той части якутов, чьим тотемом некогда был ворон. С Орлом были связаны белые шаманы, с вороном — чёрные. Подобное соотнесение Орла и ворона как полярно противопоставленных двоичных социальных и мифологических классификационных символов характерно для северного ареала Евразии и Америки. То же архаическое противопоставление Орла и ворона обнаруживается в социальной символике и мифах Юго-Восточной Австралии, где различались фратрии Клинохвостого Орла и Ворона. Такое противопоставление Орла и ворона облекается в форму дуалистического мифа.

Наряду с сюжетами, где Орлу противопоставлена другая мифологическая птица (Ворон, иногда гриф и т. п.), достаточно широко распространены и такие мифологические мотивы, в которых Орел противопоставляются другие животные, в особенности нижнего (водного) мира.

Орел считается истребителем змей, поединок орла и змеи олицетворял борьбу небесных и подземных, хтонических, сил. Отсюда частые изображения орла со змеей в клюве.

Чрезвычайно широкое распространение в мифологии и искусстве стран Азии и сопредельных ареалов имеет мотив борьбы Орла и змеи. Согласно аккадскому мифу о царе Этане, некогда змея и Орел дружили, но затем стали врагами после того, как Орел, боясь, что ему и его детям не хватит еды, пожирает змеёнышей.

Орла также изображали на вершине Мирового дерева, в корнях которого, среди прочих существ, показывали змею.

В эпосе Гильгамеша, как и в типологически с ним сходных описаниях в мифах многих других народов, Орел связывается с вершиной древа мирового (Орел на вершине кактуса в ацтекском мифе), а змея связывается с его корнями.
Сходное представление реконструируется для общеиндоевропейского на основании сопоставления древнеисландской традиции с древнеиндийской (ведийской). Предполагается, что в древнеюжноаравийских изображениях борьбы Орла со змеей Орел воплощает солнечное божество, а змея — смертоносное начало, связываемое с луной. В древнеамериканском мифе о происхождении миштеков рассказывается, что двое детей богов по имени «Ветер-девять-змея» и «Ветер-девять-пещера» превратились соответственно в Орла и крылатого змея, после чего в качестве культурных героев принесли первые жертвы богам. Согласно мифу о первоначальном переселении ацтеков, имя Орла-змея было у одного из четырёх предводителей ацтеков.

Два наиболее распространённых мифологических символа животных — самого мощного в мире зверей — льва и самого сильного в царстве птиц — Орлов нередко соединяются в едином смешанном образе львиноголового Орла (орлиного льва). В Древней Мексике названия групп воинов-Орлов. и воинов-ягуаров, наоборот, противопоставлялись по деталям культа. В Ветхом завете в видении Иезекииля выступает гибридное крылатое существо, имеющее лики Орла, льва и быка.

Если архетипические мифы о похищении огня обычно связаны с птицей, иногда — с Орлом, то вместе с тем в них можно обнаружить и символику полярно противопоставленной огню стихии — воды. Орел оказывается связанным и с мифом о добывании пресной воды. Так, у тлинкитов Орел предстаёт хозяином колодца с пресной водой. В хаттских и древнехеттских мифах (в том числе в мифе о Телепинусе), в ритуалах очищения царской четы и строительном обряде Орла, как посланца богов, посылают к морю; возвратившись, Орел сообщает, что он видел прежних богов, низверженных в преисподнюю; в ведийском гимне Орел приносит священный напиток сому с неба для бога Индры. Из этого видно, что связь Орла с водой определяется его ролью связующего начала между разными мирами (как и в мифе о разорителе гнезда Орла) и разными поколениями богов, в частности как посланца богов, способного быстро покрывать большие расстояния, разделяющие эти миры.

Частый мифологический мотив представляет Орла, похищающий ребёнка, которого он чудесным образом спасает (как младенца — Гильгамеша в позднейших версиях легенды, дошедшей в передаче античных авторов) или возносит к небу (как Ганимеда в греческом мифе, сходный мотив на позднесасанидском блюде 6 в. из Эрмитажа с изображением богини, возносимой священной птицей, и двух мальчиков — символов Митры и Кочи; параллель у равнинных майя и т. п.), или носит на себе героя мифа, переходящего из одного мира в другой.

В хурритском мифе о Гурпаранцаху рассказывается, как Аранцах (хурритское название реки Тигр) превращается в Орла и «по воздуху» летит на Аккад. Те же представления об Орел-реке отражены в древнехеттском названии реки в Малой Азии Нагаз-параз (буквально «Орел-поток»), имеющем соответствия в древне-европейской гидронимике и поэтому возводимом к общеиндоевролейским названиям рек, а также в архаическом славянском названии реки Орёл. Связью Орла с водой объясняется одно из индоевропейских табуистических названий Орла.: лат., «орёл» (с латинскими производными словами: aquilo «северный ветер», аquilus, «тёмно-коричневый», «коричнево-чёрный» и т. п.) от ациа, «вода».

Принадлежностью к нижнему миру определяется возможность негативной роли Орла. Так, в греческом мифе превращение в морского Орла служит наказанием для Пандрея, брата Прокриды, укравшего золотую собаку из святилища Зевса (чьей птицей был Орел). У тлинкитов есть миф, где убийца неверной жены находит приют у Орла, женится на орлице и охотится в орлиной «личине», причём подгоняет кита к селению своих бывших соплеменников (то же противопоставление Орел— кит, что и в других американских индейских и палеосибирских мифах).

ПАВЛИН

ПАВЛИН (через ср.-ниж.-нем. Pawelûn, сближ. с франц. Pavillon, потому что павлин распускает свой хвост подобно шатру) — птица семейства фазановых (лат. Pavo cristatus — "Павлин с хохолком").

Мифопоэтический образ Павлина, основанный на внешних особенностях этой птицы (форма и характерная расцветка хвоста, походка и пр.), покрывает широкий спектр астральной символики — от космоса в его полноте и звёздного неба до лунного и солнечного круга.

Павлин считается эмблемой роскоши и величия царской власти; павлин с  нимбом — христианская эмблема Воскресения.

На Руси эту птицу называли паунь. Самка павлина — пава (из лат. Pavo, через греч., от др.-инд. taos). Самцы этой птицы имеют роскошный, с  радужными переливами хвост. С обликом павлина связывают происхождение Жар-птицы, сказочного образа славянской мифологии.

В древней Индии, откуда эта птица происходит, из-за сказочного оперения хвоста павлина почитали в качестве символа Солнца.

Через Вавилонию,  Персию, Анатолию павлинов привозили в Грецию, где павлин стал атрибутом и священной птицей в храме Геры, супруги Зевса. В Древней Греции «звёзды» («глазки»), усеивающие павлиний хвост, назывались очами Аргоса, которые по приказанию Геры, чьей птицей является Павлин, должны следить за лунной коровой Ио.

В Древнем Риме с II в. до н. э. павлин — атрибут богини  Юноны, охранительницы семьи и домашнего очага. Павлин — символ весны, любви и бессмертия, однако древние римляне употребляли павлинов в пищу.

Многих божеств древней Индии изображали скачущими верхом на павлинах. Брахма ездит не только на лебеде, но и на павлине. Верхом на павлине представляли Лакшми, бога любви Каму (олицетворение эротики), богиню  мудрости, музыки и поэзии Сарасвати и Картикейю, божество войны. Бог Индра восседает на "павлиньем троне". Солярная символика Павлина характерна так-же для мифологий Индии и юго-восточной Азии.

В Китай павлинов завезли с Малайского архипелага. Начиная с периода Мин (1368—1644) павлина считали символом "красоты и достоинства", знаком удачной карьеры — перьями из павлиньего хвоста важные государственные чиновники украшали свои головные уборы. В зависимости от полученных наград чиновники имели право на павлинье перо с одним, двумя или тремя "глазами". Считали также, что павлин танцует при виде красивых женщин. С павлином изображали богиню Си Ванму. Существовал обычай, согласно которому жених, чтобы получить невесту в жены, должен был попасть на бегу стрелой в мишень из "павлиньего глаза". Такой обычай ввела дочь военачальника Ту в 562 г. н. э. Позднее павлиновразводили в садах при императорских дворцах.

В Исламе павлин — символ Солнца и Луны.

В западноевропейском Средневековье павлина считали истребителем змей, а переливающиеся краски хвостового оперения приписывали его способности превращать змеиный яд в солнечную энергию. С образом Павлина часто связываются мотивы созерцания, любования, взгляда (в средневековых «Бестиариях» Павлина именуется «стооким»); в то же время некоторые европейские поверья, ассоциирующие, вероятно, «глазки», усеивающие павлиний хвост, с «дурным глазом» («сглазом»), связывают образ Павлина с несчастьем, бесплодием и т. п.

В искусстве Древней Месопотамии встречаются изображения двух павлинов, пьющих из чаши. Подобные композиции рассматривают в качестве символа ритуального действия — приобщения к бессмертию. Поэтому аналогичные изображения получили распространение в раннехристианском и византийском искусстве, где чаша стала означать Евхаристию — Святое причастие, источник вечной жизни души. Тело павлина считали нетленным, смену оперения хвоста весной рассматривали как символ обновления и воскресения. Даже Херувимов изображали с крыльями из павлиньих перьев. Павлинов можно видеть на картинах, представляющих сцену  Рождества Христова, и в композиции вертепов. Перо павлина, символ вечной жизни, — атрибут Св. Варвары великомученицы.